Разрушение кокона - Тан Ци

В этот день Чэн Юй услышала о княжиче Цзи. А на следующий день она его встретила.

То был восьмой день четвертого месяца, день рождения Будды. В этот день кланялись перед Его образом, приносили жертвы предкам, делали пожертвования монахам и участвовали в храмовых церемониях за городом.

Но Чэн Юй в этом году не была в столице, поэтому ей не нужно было делать ничего из перечисленного и она провела весь день, бесцельно слоняясь по улицам. Когда солнце начало садиться, княжна услышала, что в начале лета готовят новое вино и двадцать четыре винных дома Ханьчэна одновременно начнут продавать его сегодня в первый час после заката. В каждом таком доме предлагали вино с особым вкусом. Воодушевившись, она вместе с Цин Лин отправилась на улицу, где располагались винные дома.

Они заходили в каждый и пробовали вино. К двенадцатому дому Чэн Юй уже немного захмелела, и ей пришлось выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Там она встретила Цинь Сумэй, которая с хмурым лицом сидела у входа в лавку украшений.

Увидев девушку, госпожа Цинь обрадовалась и поспешно позвала:

– Княжна!

Она поклонилась Чэн Юй, но движение получилось неловким.

Цинь Сумэй вышла из дома, чтобы отнести зонт княжичу Цзи, который пил чай в известном ханьчэнском Северном зале. И поклонилась она неловко оттого, что очень торопилась к княжичу и подвернула ногу. Госпожа Цинь не взяла с собой служанку, поэтому, когда она поранилась, некому было отвести ее к врачу или отнести зонт. Так она и сидела у знакомой лавки украшений, не зная, что делать. Увидев Чэн Юй, Цинь Сумэй с облегчением попросила ее отнести зонт княжичу, чтобы он не промок по дороге домой. Вот такая история.

Чэн Юй посмотрела на небо и увидела, что тучи закрыли луну. Дождь явно собирался.

Она согласилась помочь госпоже Цинь и отправилась прямо в Северный дом, даже не вспомнив, что нужно предупредить Цин Лин.

Будь княжна трезва, она, быть может, поступила бы иначе. Хотя она знала, что Цзи Минфэн не хочет ее видеть, под влиянием вина девушка подумала: «Я же не нарочно иду ему докучать. Я просто помогаю госпоже Цинь отнести зонт, у меня есть уважительная причина. Княжич Цзи наверняка поймет».

Чэн Юй с зонтами двинулась по улице Цинъюань, дважды заблудилась, но в конце концов нашла Северный зал. Служанка, встретившая ее, попросила подождать внизу, а сама хотела пойти наверх, чтобы сообщить княжичу Цзи о ее прибытии, но Чэн Юй не стала ждать и последовала за ней на второй этаж, прямо к комнате Орхидей.

Когда служанка только начала открывать дверь, Чэн Юй, словно призрак, подплыла к двери с двумя зонтами в руках и, придержав ее, слегка нахмурилась:

– Когда мы с братцем княжичем стали так далеки? Я просто принесла зонт вместо госпожи Цинь, не думаю, что об этом нужно предупреждать заблаговременно.

Но ответа не последовало.

Княжич Цзи всегда избегал ее, а десять дней назад вообще перестал замечать. Отсутствия ответа Чэн Юй и ожидала. Потерев висок, подняла голову:

– Братец княжич, тебе не нужно так… я…

«Я» застряло у нее в горле.

Она заметила, что в комнате стоит не Цзи Минфэн, а красивая девушка. Она была одета в белые одежды ханьцев, но у нее были прямой нос, глубоко посаженные глаза, изогнутые брови и яркие губы. Она не походила на ханьцев, чаруя иноземной красотой.

Чэн Юй замерла.

– О, я ошиблась дверью. – Она обернулась к служанке: – Это ведь ты привела меня сюда, – с сомнением уточнила она, – ты ничего не перепутала?

Служанка уже собиралась ответить, но девушка в белом заговорила:

– Вы княжна Хунъюй?

Чэн Юй повернулась:

– Вы…

В этот момент из глубины комнаты вышел суровый юноша в сюаньи. Он встал перед девушкой в белом, скользнул равнодушным взглядом по Чэн Юй и вытянул руку, явно собираясь закрыть дверь. Княжна быстро всунулась в дверной проем наполовину:

– Если братец княжич закроет сейчас дверь, он меня прищемит.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Цзи Минфэн не стал закрывать дверь и больше не пытался забыть о присутствии княжны. Он ледяным тоном осведомился:

– Разве дядюшка Хай объяснил тебе все недостаточно ясно?

Дядюшка Хай был старым управляющим во дворе Гибискусов.

Хотя фраза без начала и конца звучала странно, Чэн Юй сразу поняла, что он имел в виду.

Цзи Минфэн перестал притворяться, будто она невидимка, и это уже был большой шаг вперед. Однако его слова звучали угрожающе. Чэн Юй посмотрела на него:

– Братец княжич…

Юноша равнодушно смотрел на нее, однако, услышав «братец княжич», слегка нахмурился. Чэн Юй немного струхнула. Даже захмелевшая, она не смела вести себя так же дерзко, как раньше. Она опустила голову и пробормотала:

– Дядюшка Хай только сказал, чтобы я больше не приходила в Южный зал. – Затем она быстро добавила: – Я больше не ходила туда.

– Ты всегда была умной, – ответил Цзи Минфэн спокойно. – Конечно, ты понимаешь, что значит «не приходить в Южный зал».

Чэн Юй понимала, но все равно серьезно покачала головой:

– Я не умная, я не понимаю.

Княжич Цзи долго молчал, затем, глядя на нее, сказал:

– Больше не попадайся мне на глаза. Разве это так сложно понять?

Северный зал существенно отличался от других чайных домов, которые Чэн Юй часто посещала в Пинъане. Здесь было очень тихо. В доме не было общего зала, только отдельные комнаты. Гости не шумели, и даже слуги ходили на цыпочках. Поэтому, когда разговоры в комнатах затихали, можно было услышать только звук гуциня из-за бамбуковой занавески на втором этаже. И сейчас Чэн Юй слышала только его. Она узнала мелодию. «Осенний ветер»[113].

Цзи Минфэн все еще смотрел на нее. Равнодушно. Безразлично.

Он спросил, действительно ли это так сложно понять.

На самом деле, не так уж сложно. Смышленая Чэн Юй всегда понимала, что он имеет в виду.

Но сейчас она невольно пробормотала:

– Именно что сложно. – И повторила слово в слово: – Именно что сложно.

А затем увидела, как Цзи Минфэн нахмурился. Нахмуренный лоб означал раздражение и несогласие, подумалось ей. И через мгновение его лицо расплылось. Чэн Юй поняла, что плачет.

Понимала княжна и почему плачет. Она всегда знала, что Цзи Минфэн не хочет, чтобы она попадалась ему на глаза, что даже смотреть на нее ему противно. Но раньше она лишь думала об этом, и эти мысли никогда не обращались в действительность. Теперь, услышав их из его уст, Чэн Юй ощутила, как