Ее бешеные звери - Э. П. Бали

— Почему я не удивлен? — спрашивает Ксандер, а затем хмуро смотрит на меня. Он не может определить, правду я говорю или ложь сквозь мои щиты, и я позволяю себе слегка ухмыльнуться ему.

— Видите! — рычит Титус. — Она, блядь, улыбается! Никаких угрызений совести. Она бы сделала это снова.

— Это правда? — спрашивает Ксандер. — Ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что украла собственность другого зверя?

Я поворачиваюсь и смотрю Титусу прямо в его жуткие темные глаза. Тигр тяжело дышит, зрачки расширены, ярость, исходящая от него — очевидная угроза. Он разорвал бы меня на части, будь у него хоть малейший шанс. Я улыбаюсь этой жестокости и отвечаю на нее собственным тихим доминированием.

— Я не испытываю никаких угрызений совести, и, честно говоря, если бы я могла вернуться в прошлое, то поступила бы точно так же.

Титус рычит и указывает на меня пальцем.

— Ты получишь то, что тебе причитается, Аквинат.

— Лия, прекрати, — умоляет Минни откуда-то позади меня.

— Хорошо, — говорит Ксандер, снова привлекая наше внимание. Я поворачиваюсь, чтобы встать вместе с Сабриной и Ракель.

— Итак, вы двое, — он указывает только на меня и Сабрину, — по вашему собственному признанию, виновны в вашем преступлении. Ракель Лоба?

Дракон поворачивается к Косе.

— Невиновна, — хрипит Коса.

— Кто лидер змей? — спрашивает Ксандер, растягивая слова.

Змеи перешептываются между собой, потому что я уверена, что Наталья была лидером их ордена. Вперед выходит круглолицая девушка. На ее щеке регистрационный номер яда, она одета в рваные черные джинсы и черную майку, под которой видны замысловатые татуировки змей на обеих руках. И у нее та же странная культовая татуировка в виде буквы «Б».

— Ты довольна вердиктом? — нетерпеливо спрашивает Ксандер.

У нее нет выбора, кроме как тихо сказать:

— Да. А Ракель хочет выдвинуть обвинения?

— Оно того не стоит, — рычит Ракель.

В зале раздается тихий смех самцов.

Мне почти жаль Томаса, которого публично объявили слабаком, но именно из-за него мы оказались здесь, так что я не могу испытывать к нему сочувствие.

— В таком случае, Сабрина Пантара и Аурелия Аквинат, вы признаны виновными…

— Нет, — быстро отвечаю я, делая шаг вперед.

— Прошу прощения? — голос Ксандера похож на низкий угрожающий рокот.

— Я беру на себя полную ответственность за преступление. Это была моя идея. Я вынудила Сабрину. Вина лежит полностью на мне. Это должно быть зафиксировано в моем личном деле. Наказание должна понести только я.

Несколько анима, включая Минни, ахают. Сабрина оборачивается и смотрит на меня с таким выражением крайнего потрясения, что я вынуждена улыбнуться ей. В ее глазах появляется благодарность, но страх все еще задерживается в них, когда она протягивает ко мне руку.

— Лия, я…

Коса смотрит на меня через ее плечо, и я едва не вздрагиваю от этого ледяного злого взгляда. Он в ярости, его ноздри неестественно раздувается от гнева на меня.

Легкий магический импульс в воздухе говорит мне о том, что братья по узам ведут безмолвный разговор. Дикарь скрещивает руки на груди и неодобрительно смотрит на меня. Ксандер озадачен моими словами, потому что его рука колеблется, когда он подносит косяк к губам.

Титус усмехается.

— Мне, блядь, насрать, ты это или она. Я хочу увидеть наказание, Коса. Я хочу увидеть, какое правосудие ты вершишь при своем Дворе.

Моя анима рычит от такого открытого вызова. Я хочу перегрызть глотку этому ублюдку за то, что он так открыто ставит под сомнение мою пару. Это не территория Клосонов. Несколько людей Косы бросают на Титуса острые взгляды за то, что он так неформально обращается к их лидеру.

Но акула игнорирует его и говорит мне своим хриплым голосом из кошмаров, от которого по коже бегут мурашки:

— Ты готова принять наказание за Сабрину?

Я пожимаю плечами, пытаясь скрыть дрожь в руках, сложив их перед собой.

— Это была моя идея. Будет справедливо, если это буду я.

Я киваю Сабрине и Ракель, чтобы они встали позади меня, и они неохотно подчиняются, почти пошатываясь, вставая рядом с Минни.

— Лия, нет, — шепчет Минни. Похоже, она вот-вот заплачет, и я ее не виню.

Но когда я делаю шаг вперед, чтобы признать свою вину, я вижу только Косу. А он видит только меня. Глядя ему в глаза, я молча бросаю ему вызов. Это его Суд. Отступит ли он, потому что это я? Или будет справедлив? К какому типу альф относится моя акула?

— Птичьей шлюхе переломают крылья за это, — усмехается Титус. — Так вершится правосудие по Старым законам. Это единственное наказание за воровство, и вы все это знаете.

Коса впивается в меня взглядом, и я клянусь, что он заглядывает прямо в мое бьющееся сердце и оценивает его. Оценивает мою храбрость. Мою решимость. Бросает мне вызов.

Он словно думает, что я собираюсь сопротивляться. Что я сбегу отсюда, буду плакать, просить и умолять. Что я могу даже вытащить свою карту Регины, чтобы избежать наказания. Они с Ксандером хотят, чтобы я показала им, насколько слаба. Что я недостойна их. Чтобы доказала им, что я всего лишь та змеючка, которой они всегда меня считали. Хитрая, но слабая.

Но я выросла, наблюдая за болью и страхом.

Поступая так, я заявляю о своей силе среди этих жестоких, злобных самцов. Здесь и сейчас, без лишних споров.

Мы все знаем, что единственным наказанием за воровство является перелом рук, лап или крыльев. Я сама видела, как за это при Дворе моего отца ломали хвосты.

Я вызывающе смотрю на Косу, пока он не произносит одно-единственное слово, и мой мир угрожает выскользнуть у меня из-под ног.

— Перекинься, — приказ нашего лидера.

Но он не мой лидер.

Я его Регина.

Я моргаю, глядя на него. Я хотела посмотреть, как он примет мой вызов. Черт, какая-то часть меня думала, что он рассмеется и прогонит нас, анима, прочь. Но он действительно собирается это сделать. Поэтому я говорю сквозь стиснутые зубы:

— Я приму наказание в человеческом обличье.

В толпе снова раздается шепот, и Клюв пытается глазами назвать меня тупицей.

Мы все знаем, что так будет больнее. Человеческие кости ломаются сложнее, чем хрупкие полые кости птичьих крыльев. Но что-то в том, что я перевоплощаюсь здесь, на глазах у всех этих анимусов, заставляет меня чувствовать себя более уязвимой. Я хочу принять это, стоя прямо, на своих собственных ногах.

— Ты приговорена к перелому обеих рук и лишению возможности исцеляться в течение трех дней, — хрипит Коса. Он