Я буду держать тебя (СИ) - Торен Эйлин

И он задал тот самый вопрос… рано или поздно он должен был спросить, всё так – про мужа.

15

Денис не хотел. Не хотел её жать. Не хотел, бля!

И так хотел!.. что-то на ненормальном?

Или – он кайфовал он неё, всякой. И кусачей злючки, бесящей и бесившейся, всклокоченной кошки, что шипела, царапалась… и хрупкого котёнка, такой вот маленькой, нежной, которую хотелось за пазуху запихнуть и никому не отдавать, не показывать даже.

Он не знал, что это за херня, не понимал, почему так, потому что никогда не было такого – впервые выворачиввало с мясом, когда он просто без.

Что за хуйня?

Просто потрахались. У неё были причины? Ему срать. Было хорошо. Больше ничего не надо. Причины… причины…

Только Денис и сам не верил в то, что говорил ей о мести – Ада не умела мстить. Он это просто знал.

Но и унять свою ярость не мог.

На неё?

На мужика этого, долбоёба, потому что с Адой нельзя так, нельзя – Дениса скручивает от мысли, что ей может быть больно, пусть сам сейчас херачит по ней… словами, действиями.

Сам мудак!

Злился на себя. И не мог остановиться, но и вдалбливаясь в неё прямо в коридоре этом, у него не было шанса отступить, потому что потекла башка его, наглушняк, а Ада была мокрая и отдавалась.

Эта её потрясающая отдача.

Что-то на космическом. И нормально или нет – пох. Как же пох!

Ада разошлась крышесносным оргазмом, Денис улетел за ней. Накрыл с рыком губами её рот, пытающийся хватать воздух – ему самому надо было дышать, но вкус крови из прокусанной ею губы, эти выдохи, стоны… мозги не просто в крошку. Это вообще что-то на безмозговом.

— Ты охуела такие пакеты таскать? – охереть, молодец, нашёл, что сказать.

Но правда, Ида притащила на себе больше десяти кило всякой снеди и его снова перекрутило, не сошла ещё ярость до конца. И он почувствовал, что сейчас снова натворит хероты.

— Дай мне свой номер, – ещё лучше…

— Зачем? – голос Ады пропал.

Она поправила одежду, посмотрела на него с вызовом. И Денис подумал, что не дасться, если она сейчас его будет выставлять, как посылала до того как… у них всё к этому сходится и её не может это устраивать, точнее её не устраивает что-то большее, вне этого?

А он переступил черту дозволенного.

— Я просто… сколько времени назад ты должна была вернуться? – и продолжал переступать, но остановить себя не получалось. Оказывается он на льду мог, а вот здесь… с ней, бля, с ней – не мог!

Она скинула кроссовки, попыталась взять брошенный пакет.

— Не трожь! – рыкнул Денис и взял пакет.

Ада повесила скинутые на пол свою куртку и его пальто. Прошла на кухню. Денис донёс туда же пакеты.

Внутри Сорокин замер – она его не выставляет. Не говорит, чтобы свалил и больше в её жизни не появлялся, пока не говорит – у него есть шанс на… что?

Бля!

— Держи, можешь себе набрать, – на маленькой кухне они разошлись с трудом, но Ада дала ему свой телефон, а рукой показала, куда положить пакеты.

Денис, не разуваясь, потому что боялся, что обратно его уже не пустят, очень осторожно сел на стул, набрал свой номер в телефоне женщины. Телефон в кармане джинс отозвался вибрацией. Хорошо. После этого он нажал на отбой в телефоне Ады и положил его на стол. Его телефон при включении взорвался звуком игры – очередной слитый ролик. И очень чётко и разборчиво ор Гусарева:

“Нет, Сорокин, бля! Удилин, ты что творишь?”

— Это вчерашняя игра? – обернулась женщина, поставив на плиту сковороду, когда Денис поморщившись смахнул приложение с видео.

— Она, – отозвался не весело. — Уже на куче пабликов спортивных, и… да везде, почти.

— Это плохо? – она поймала его настроение.

— Да, пофиг наверное было бы, если бы не вот это, – он ткнул в телефон, — Сорокин, сука, Сорокин… – передразнил, — и рожа моя разбитая.

— Что такого?

— По контракту мне нельзя играть в другие игры, тем более калечится в них играя.

— Но это же хоккей?

— Да, только я на лечении, восстановительный период, и если так бодро могу играть, то значит, какого хера ещё не в Калифорнии это делаю? Уже жду, что мне агент позвонит…

— Чем это может обернуться?

— Санкции, – пожал плечами Сорокин, — штрафы, могут устроить мне проверку, посадить на скамейку, выкинуть из основного состава, или в фарм-клуб играть отправят, пока я там не “докажу”, – он взял слово в условные ковычки, сделав жест пальцами в воздухе, — что готов играть на полную в основном клубе.

— А врач? Твой врач, он вообще разрешал тебе играть? – всмотрелась в него Аделаида.

— Какое это сейчас имеет значение?

— Что? Ты совсем? Денис, так же нельзя, это же — тебе зачем операцию делали, чтобы ты всё похерил на последних этапах восстановления?

— Ада, – фыркнул он, — хорош, да пох. Норм всё.

— Денис! – только она согласна не была ни разу.

— Мамочку выключи, малыш, правда, – ухмыльнулся Сорока и встретился с ней взглядами.

Вот теперь он кажется… что? Что он сказал?

— Мамочка? – переспросила Ада, побледневшая, злая, как сотня демонов, и кинула в него смесью замороженных овощей. — Вон, – рыкнула так, словно рубанула.

— Да хорош, эй! Детка…

В него полетала курица кажется. Он увернулся. А Аделаида схватилась за кружку.

— Детки, малышки, крошки – это ученицы у меня, ясно? Не смей меня так называть, никогда!

— Бля, Ада! – кружка полетела в Сорокина. Ударилась о стену и разлетелась на осколки.

Его перекрыло – для Дениса это было вышкой, жуткой, внутри заледенело – он откровенно попытался сделать к ней шаг, но только в ход пошла сковорода. Не полетела, спасибо, однако нагретая и в руке у яростной Аделаиды, тыкающей её в него – попал Сорока!

— Мамочка? Ты определись, Денис, малыш я, или мамка тебе! – он очень просчитывал ходы, которые можно было бы предпринять против Ады и горячей сковороды в её руках.

Натянуть рукава толстовки и попытаться остановить кухонное орудие, но и а есть не получится – обгоревшие руки ему вообще ни к чему.

— Вон, – припечатала она, открывая дверь, — и больше никогда, слышишь, никогда со мной даже разговаривать не пытайся. И спасибо за номер, буду знать, когда брать не надо, если у тебя хватит наглости мне позвонить!

— Ада, я не…

— Вон, мать твою! – она не орала, она не хуже него рычала, и как-то умудрилась, схватив его, вытолкать за дверь, защищаясь тем не менее всё ещё горячей сковородой.

И захлопнула перед его носом дверь.

— Ада! Да какого! Сука!

Он мог бы снести её дверь. В самом деле – это название одно, а не преграда. Только…

Да что за пиздец? Что? Выгнала? Да срать! Ему же легче – всё, разошлись! Всего доброго! Классный секс.

Не говорить с ней? Можно подумать, что она разрешала говорить с ней до всего этого. Нет же! Нет!

Сорокин почти ударил в полотно двери ладонью, но всё же остановил себя, рыкнул. Свалил.

Улица встретила холодом, потому что пальто осталось у Ады, но Денис не заметил холода, да и не стал бы возвращаться. Тем более, что документы и ключи от машины привычно положил в карман толстовки.

Он сел в автомобиль. Теперь уже можно было сорваться и руль принял на себя тот самый удар ладонью, который не приняла дверь Аделаиды.

Сукатвоюматьчтобтебя!

Закончил.

Денис. Это. Закончил.

Никаких проблем. Никаких!

Надо просто перегрузиться – бухло и еда! И… не быть одному – хотел забурится в клуб, но отчего-то оказался в магазине, накупив нереальное количество разнообразного алкоголя, и поехал к Козырю… и получается к Виталине? Да и срать – какое ему дело? Какое?

У каждого свой путь, так?

У Козыря. У Виты. У Ады… и у Дениса.

16

Ида на инерции какой-то вернулась в кухню, чудом не наступив ни на один осколок от кружки. Бросила сковороду в раковину, та зашипела, и это стало спусковым механизмом внутри самой женщины. Она опустилась на пол и расплакалась.