Инъекция безумия (СИ) - Мэй Диана
— Оба, — повторила я шёпотом, как клятву.
Он тяжело вздохнул. Некоторое напряжение спало с его плеч, но не исчезло полностью.
— Хорошо, — пробормотал он. — Но обещай мне одно.
— Что?
— Будь осторожна. С Леоном. Со всеми. Не доверяйникому. И… — он запнулся, его взгляд скользнул вниз, к моей шее, туда, где под тканью скрывался след. — …в том числе мне.
Я застыла. Его слова поразили меня как удар хлыста.
— Тогда кому? — вырвалось у меня.
— Себе, Лэйн. Только себе, — голос его сорвался. — Прости… я теряю себя. Каждый день. Я не тот, кому можно доверять безоглядно.
— Но почему я тогда здесь, по-твоему? — спросила я, ловя его взгляд. В голове крутилось то, что давно просилось наружу, то, что я так долго скрывала даже от самой себя. — Ты не доверяешь себе? Я буду доверятьза тебя. Несмотря ни на что. И если мне суждено… — я сделала глубокий вдох, — …принять смерть от твоей руки, я не пожалею, что была рядом.
Он вздрогнул, будто от удара током. Сжатые кулаки дрогнули, а в глазах, где секунду назад бушевало багровое пламя — что-то надломилось. Не ярость, а голая и невыносимая боль.
— Не говори так… — его голос сорвался на хриплый шепот, почти стон. — Никогда. Слышишь? Никогда не говори, что примешь смерть от моих рук. Для меня это… хуже, чем если бы мне пустили пулю в лоб.
Он сделал шаг назад, будто мои слова были физической силой, отталкивающей его. Его дыхание стало резким, прерывистым. Я видела, как мускулы под рубашкой напряглись, как будто он сражался с невидимыми цепями, сковывающими его изнутри, но не отступила. Его страх, его отчаяние не испугали меня. Они лишь ещё больше разожгли ту самую упрямую решимость, что заставила меня стрелять в него, чтобы спасти, тащить его тело, заключить сделку с дьяволом.
Я подошла ближе, вопреки его шагу назад. Моя рука поднялась нарочито медленно и нежно коснулась его щеки. Кожа под пальцами была горячей, почти обжигающей. Он замер, словно дикий зверь, завороженный неожиданным прикосновением.
— Я вижутебя, Элай Блэкторн, — прошептала я, глядя прямо в его глаза, где багровые искры все еще боролись с наступающей тьмой. — Не монстра. Не оружие Леона.Тебя.Того, кто прикрыл меня от пули в переулке. Того, кто только что пытался предупредить меняо себе самом, потому что ему страшно за меня. Вот кому я доверяю. Вот за кого я здесь.
Мое прикосновение и мои слова повисли в воздухе хрупким мостом над бездной его отчаяния. Элай не отстранился, но и не ответил на прикосновение. Он стоял неподвижно. Дыхание, еще недавно прерывистое, выровнялось, но напряжение не исчезло — оно словно ушло куда-то в глубину. Багровый отблеск в глазах погас, уступив место глубокой, почти чёрной тени, в которой читалась невыносимая тяжесть моей веры, моей надежды, моего доверия.
— Ты не видишь всего, Лэйн, — его голос был тихим, обречённым. — Но… спасибо. За эту попытку.
Он медленно, с невероятным усилием, отвёл голову в сторону. Мои пальцы соскользнули с его пылающей щеки, и внезапная пустота, оставленная прикосновением, обожгла сильнее самого пламени. Он больше не смотрел на меня, его взгляд был устремлен куда-то в незримую пропасть между нами, словно он пытался увидеть сквозь меня что-то, недоступное моему пониманию.
— Иди, — сказал он наконец, всё так же не глядя. — Нужно подготовиться к балу.
В его тоне не было прежней ярости или боли. Только пустота солдата, безмолвно принявшего неизбежный приказ. Тот Элай, который ещё недавно дрожал за меня, отчаянно пытаясь защитить, теперь спрятался глубоко внутри, за непробиваемой броней долга и необходимости.
Я опустила руку. Горечь смешалась с упрямой решимостью. Он закрылся, воздвиг вокруг себя неприступные стены, чтобы выжить. Чтобы мы выжили. Я кивнула, зная, что он не видит.
— Ладно. Если не увидимся до... всего этого. То скажу сейчас, — я сделала паузу. — Будь осторожен, Элай.
В ответ он лишь едва заметно мотнул головой — жест, который можно было истолковать как угодно: как согласие, как прощание, как отчаянную просьбу о невозможном. Я развернулась и, не оглядываясь, направилась по длинному коридору к своей комнате, чувствуя на своей спине его пристальный взгляд — тяжелый, пропитанный невысказанной мукой, немым предостережением и отголосками той нежности, которую он отчаянно пытался скрыть. Оглядываться сегодня было бы непозволительной роскошью. Роскошью слабости.
Дверь в мою комнату захлопнулась с глухим, окончательным стуком, мгновенно отрезав меня от коридора, от Элая, от гнетущего, липкого дыхания укрытия Леона. Но тишина внутри зазвенела еще громче — от невысказанных слов и тяжелого предчувствия грядущего бала — события, которое должно было изменить всё.
Глава 12. Проклятый бал
В четыре вечера в мою комнату доставили пакет. Внутри лежало длинное вечернее платье. Я развернула ткань, и воздух наполнился шелестом тяжелого шёлка. Цвет — насыщенный синий, как морская пучина в безлунную ночь. Платье струилось в руках, холодное и гладкое, с коварно высоким разрезом, открывающим ногу почти до бедра. В комплекте шли изящные, но смертоносные чёрные лодочки на шпильке невероятной высоты. Боже, как я ненавидела эти орудия пытки для ног! Но сегодня игра шла по чужим правилам, и соответствовать образу было не прихотью, а необходимостью выживания.
Я осторожно надела платье. Ткань, непривычно тяжелая и скользкая, обвила тело. После подошла к зеркалу... и замерла. Отражение меня удивило. Стройная фигура в подчеркивающем каждый изгиб платье, контраст тёмного шелка и бледной кожи, вспыхнувшей от волнения — это выглядело... красиво. Непривычно, чуждо моей сути, но — красиво. Мне часто говорили, что я слишком симпатична для работы полицейского, что могла бы стать стюардессой — стоять улыбчивой и принимать пассажиров. Да, путь стюардессы сулил спокойствие, элегантность, безопасность. Но моё сердце выбрало иное — пыльные улицы, адреналин, выстрелы в ночи и горький привкус опасности.
И не знаю, что в этой работе любила больше: лихорадочный холодок страха, сжимающий горло перед задержанием, или... то самое крепкое мужское плечо, всегда оказывавшееся рядом. Плечо Элая. Моя скала, моя защита, мой маяк в кромешной тьме наших будней. Где бы я ни была, в какой переделке ни оказывалась — он был рядом. Его присутствие разгоняло страх, придавало сил, заставляло верить, что все преодолимо. А сейчас... Сейчас он сам просит держаться подальше. Просит не искать его поддержки. Как? Это всё равно что просить не дышать! Я привыкла к нему. Привыкла, что его рука прикроет в перестрелке, что его голос собьёт панику, что его спокойный взгляд вернёт ясность мысли, когда боль и страх пытаются затмить разум. Он всегда был моим светом.
Леон делал своё дело — отравлял его, затягивал в тень. И чем дальше, тем меньше в нём оставалось прежнего Элая. Но если тьма забирала его, я должна была стать для него тем самым лучиком света, каким он когда-то был для меня. Я хочу, чтобы он верил мне. Не просто доверял — а верил безоглядно, больше, чем самому себе. Потому что какие бы демоны его ни терзали, какие бы стены он ни возводил – я не уйду. Буду рядом. До последнего вздоха, до последнего удара сердца.
Каждый раз, когда мы сталкивались, разговор шёл совсем не так, как мне хотелось. Мы начинали говорить — и тут же скатывались в препирательства, в молчаливые упрёки, в горькие фразы, которые ранили сильнее пуль. Я так часто представляла, как расскажу ему о своих чувствах, когда мы выберемся из этой паутины, которую сплёл Леон. Отдышимся — и тогда, наконец, я найду правильные слова, те, что копились годами за маской профессиональной сдержанности.
Но сейчас, глядя, как сгущается тьма, как задание превращается в смертельную ловушку, я понимала — времени на красивые признания может не быть. Это могло стать последним. Для него. Для нас.
И я больше не хотела молчать. Я должна была увидеть его. До того, как судьба сыграет с нами очередную злую шутку. Пока ещё была возможность сказать главное.