Обещай помнить (ЛП) - Беллучи Лола

— Я думаю, тебя просто интересует то, чего у тебя не может быть, — взвешивает Конрад, и я улыбаюсь.

— А кто сказал, что у меня не может быть?

— Она твоя сотрудница, — говорит он, как будто этого было достаточно.

— Она уже взрослая девочка. Если это по обоюдному согласию, то, где же зло? У «Браги» нет политики против отношений.

— Какая разница, политика против отношений или нет, Артур. Ты всё равно авторитетная фигура, ты выше её иерархически. — Этот аргумент заставляет меня смеяться.

— Ты не встречался с ней, Конрад. Джулия не из тех женщин, которые позволяют запугивать себя глупому начальнику. На самом деле, я не знаю, рад ли я, что ей не пришлось иметь дело с моим отцом, или огорчён тем, что упустил возможность увидеть, как его ставят на его же место.

— Я думал, ты согласился, что ты её не знаешь.

— Я согласился с этим, но это не значит, что я стал настолько плохим судьёй личности человека, что не способен воспринимать его основные черты, проведя целый день взаперти в одной комнате с ним, Конрад.

— Весь день запертой в комнате? — Гектор внезапно проявляет интерес, опуская телефон, от которого он не отрывал глаз в течение последних нескольких минут.

— Для неё это был интересный первый день. Вы слышали о смерти Мариано? — Спрашиваю я, и они соглашаются. Педро соглашается с любым звуком. — Мы провели день, пытаясь извлечь из этого выгоду, не нарушая никаких законов.

— И вам это удалось? — Бруно поднимает одну бровь.

— Как я уже сказал, Джулия удивительна. Но не волнуйтесь, ни одна молодая и бедная невинная сотрудница не пострадала в этой истории. — Я провоцирую Конрада, который цокает языком и отводит взгляд. После этого наступает странная тишина, и я знаю, что наконец пришло время выяснить таинственную причину этой засады. — Ну так что? Зачем вы здесь?

— Приближается тот самый день. — Конрад, как всегда, тот, кто может без обиняков сказать всё, что хочет.

Я хмурюсь, мысленно производя расчёты и понимаю, что да, он прав. Дата действительно приближается, и впервые за семнадцать лет я забылся. Я забыл об этом чёртовом дне и мой желудок безжалостно сжимается, когда я поражён осознанием этого с силой молнии, падающей прямо мне на голову. Что я за дерьмо такое? Как будто всего этого было недостаточно, я забыл! Она единственный удивительный человек в мире, которого я могу вспомнить с заботой, и я забыл. Второй уникальный человек. Моя жестокая совесть напоминает мне об этом.

Я опускаю голову, которая внезапно начинает болеть, и поддерживаю её в своих руках. Я с силой закрываю глаза, пытаясь справиться с бурными чувствами, которые проносятся сквозь меня, как бесконечная череда ураганов, и овладевают каждой унцией меня. Дерьмовый конец дня, но не более того, поскольку большое дерьмо, это ответ на мой вопрос о том, какой я человек.

— Я сказал, что мы не должны ничего говорить. — Жалуется Гектор вполголоса, и мне не нужно поднимать глаза, чтобы знать, что Конрад бросает на него осуждающий взгляд.

— Есть ли шанс, что вы оставите меня в покое? — Спрашиваю я, уже зная ответ.

— Ни единого. — Отвечает Педро, хотя непрекращающийся стук его пальцев по клавиатуре выдаёт тот факт, что он продолжает работать.

— Это ещё не всё. — Конрад предупреждает, и Гектор прищёлкивает языком.

— Тебе блядь, действительно нужно нанести ещё один удар?

Я поднимаю голову, чувствуя, как усталость от целого дня смешивается с истощением вновь обретённых восприятий, а мои друзья молчат, пристально глядя на меня. Даже Педро отказывается от того, что он делал на своём компьютере. Я ничего не говорю, я просто подаю знак Конраду нанести нокаутирующий удар, каким бы он ни был, но это говорит Бруно, одним ударом.

— Лидия в городе. — Воздух покидает мои лёгкие в тот момент, когда драматическая информация проходит через мои уши и обрабатывается моим мозгом.

Я прижимаю руки к подлокотникам кресла, внезапно чувствуя, как они становятся потными. Воспоминания о том, когда я видел её в последний раз, возвращаются в мою память, как будто это произошло вчера, а не семнадцать лет назад.

Холод от металла в машине, тёплый воздух, от которого моя кожа становилась липкой, запах травы на парковке и множество обонятельных воспоминаний в количестве, достаточном для того, чтобы пережить худший день в моей жизни с безупречностью хорошо обученного оркестра.

— Ты должен оставить это позади. — Говорит Бруно, а я даже не удосуживаюсь ответить.

У нас уже был этот разговор раньше. У нас это всегда происходит, каждый год, в одно и то же время. За несколько дней до годовщины того дня, когда ушла Лидия, как и мой ребёнок, потому что я такой же придурок, каким и являюсь. Если бы я не был таким слабым, если бы я дал его матери безопасность, в которой она нуждалась... боль от простого выстраивания этих слов в моей собственной голове вызывает во мне рычание.

— У него сейчас приступ? Похоже, у него сейчас приступ. — Голос Гектора кажется гораздо более далёким, чем я знаю, но сейчас это не имеет для меня значения. Лидия в городе. Почему она в городе?

Моя бывшая девушка уехала из Бразилии через два дня после того, как подтвердила свою беременность, не оставив мне ничего, кроме прощального голосового сообщения. В тот день, отвезя её домой, я воссоединился со своими друзьями и заперся в месте, лишённом связи с внешним миром, на два дня, и до этого момента это были худшие сорок восемь часов в жизни Лидии.

Она была напугана, а я оставил её одну. На следующее утро после нашей встречи её родители столкнулись с ней, и она не могла продолжать скрывать беременность. Они поступили именно так, как мы знали, что они поступят, начав подталкивать её к аборту. Ей было шестнадцать, и они никогда бы не согласились, чтобы она родила ребёнка в таком возрасте. Она звонила мне бесчисленное количество раз, я не ответил ни разу, потому что был слишком эгоистичен, мне просто не приходило в голову, что необходимо быть рядом с ней.

Мне не приходило в голову, что оставаться недосягаемым именно в этот момент было плохой идеей. Она сопротивлялась целых два дня, но в конце концов подумала, что я бросил её, и сдалась. Лидия была слишком молода, в её послании говорилось, что ей хотелось бы иметь смелость сделать это в одиночку, но она этого не сделает. Она сказала, что надеется, что однажды я смогу простить её, она попытается сделать то же самое для меня. И она сказала, чтобы я никогда больше не искал её. Она любила меня, но с этого момента, с этого выбора, я всегда буду напоминанием о выборе, которого она всегда будет стыдиться и ненавидеть.

Я пытался. Я всем своим существом пытался предотвратить это, но прибыл в аэропорт слишком поздно. Её самолёт уже улетел, её родители улетели вместе с ней, не было никого, у кого я мог бы спросить, куда она отправилась. И даже вкладывая ресурсы, чтобы найти её, я всегда получал один и тот же ответ, столько же ресурсов было вложено, чтобы она оставалась скрытой.

Несколько месяцев спустя её родители вернулись в Сан-Паулу, но отказались сообщить мне, где она находится, как бы я ни настаивал, а я очень настаивал. Они просто говорили мне, что с ней все в порядке, что она продолжает свою жизнь, и что я должен делать то же самое.

Они говорили, что подростковые увлечения таковы, что они приходят и уходят. Они говорили, что в это время всё, кажется, очень напряженным, но со временем я пойму, что это было всего лишь короткое любовное приключение. И как будто этого было недостаточно, они видели во мне героя своей дочери, мудреца, который удержал её от большой глупости, когда она ещё не понимала, как устроена жизнь, и они не прилагали никаких усилий, чтобы скрыть это от меня.

Каждый раз, когда я встречался с ними на протяжении многих лет, они продолжали благодарить меня, но когда я встретился с ними в последний раз мне нужно было немедленно найти ванную, моё тело так яростно отвергало эту идею, что меня вырывало всем, что у меня было в желудке, почти сразу после того, как Мариана и Карлос Виченца попрощались со мной.