Убежище - Джейн Генри

Я вздрагиваю от намека на угрозу в его голосе и почти жалею, что он имеет надо мной такую власть.

— Полагаю, я могу вести себя прилично, раз ты достаточно раскаялся.

Но все же я не уверена, куда это нас приведет. Мой ребенок живет совсем недалеко, и будет настоящим скандалом, если я приведу ее сюда...

— Покажи фотографию.

Мое сердце бешено колотится.

— Ты хочешь увидеть фото ребенка?

— И скажи ее имя.

Комок подступает к горлу. Я киваю и достаю свой телефон. Захожу в защищенное облачное приложение, где хранятся все ее фотографии.

Наворачиваются слезы, когда открываю папку. Яркие голубые глаза цвета васильков, пухлые щечки с розовым оттенком, широкая улыбка на лице. Растрепанные хвостики с выбивающимися прядками делают ее еще более очаровательной.

— В день, когда я родила ее, за окном больницы был плющ. Я не хотела давать имя семьи. Хотелось чего-то другого, но не слишком необычного, так что… ее зовут Айви.

— Айви, — повторяет он с благоговением, произнося каждый слог с акцентом. — Мне нравится. Плющ упругий и крепкий, но в то же время нежный.

Я моргаю, глотая слезы.

— Да.

— Она просто красавица, — говорит он с восхищением. — Настоящий ангел.

— О, порой она показывает характер, — говорю, немного громче, чем нужно, чтобы скрыть дрожь в голосе.

— Это работа двухлетнего ребенка — вести себя как террорист, — пожимает он плечами. — У меня есть младшие братья и сестры, и куча кузенов. Ты бы видела Полину, когда она была маленькой.

Я смеюсь.

— Сейчас она свирепая. Не могу представить, какой она была в детстве.

— Завтра, Харпер. Завтра мы заберем ее.

Подождите.

Я пристально смотрю на него. Качаю головой, не понимая. Он не сказал — навестим ее. Он сказал — заберем.

— Мы... возьмем ее с собой домой? Ты серьезно?

Он хмурится и сурово кивает: — Ты вышла замуж за человека из Братвы. Ей нужна защита, и она твоя дочь. Она не в безопасности, Харпер.

Мое сердце бьется слишком быстро. У меня кружится голова.

— Но я даже не знаю, как быть матерью.

— Все не так сложно, — отвечает он. — Ты любишь ее всем сердцем. Показываешь ей, как быть хорошим человеком. А если твои родители делали что-то неправильное или причинили боль… делаешь все наоборот.

Я не могу удержаться и улыбаюсь.

— Это звучит… удивительно просто. А что ты знаешь о том, как быть хорошим отцом?

Он гладит меня по волосам.

— Я сказал о том, как быть хорошей матерью. Быть хорошим отцом — это другое.

Так ли это?

Я сглатываю и облизываю губы, потому что сама мысль о том, что Алекс будет держать Айви и пытаться быть хорошим отцом… заставляет меня немного потерять голову.

— Что для тебя значит быть хорошим отцом?

Он на мгновение задумывается, прежде чем ответить: — В моем мире ты показываешь свою любовь тем, что готов и способен сжечь весь мир ради тех, кого любишь. Это означает, что ты всегда будешь защищать их, чего бы это ни стоило.

Проходит несколько секунд, прежде чем говорю. В глубине души я знаю, что он абсолютно серьезен.

— Должно быть, в этом есть нечто большее. Разве нет?

— Я не знаю. Конечно, можно все приукрасить вещами вроде… морали и тому подобного, но в конце концов, действительно ли ты любишь кого-то, если не готов отдать ради него все? Независимо от того, кто он? Независимо от того, что он сделал?

Мои родители не были готовы пожертвовать для меня ничем. Ни своей гордостью, ни своим временем. Родители любят лгать детям, говоря, что любят их, но так много людей любят лишь саму идею любви. Многие хотят быть обожаемыми и любимыми в ответ, но разве это не эгоистично? Это ли настоящая любовь?

Откуда мне знать?

Я хочу узнать.

— Должно ли это быть таким сложным? — спрашивает он. — Мы даже не знаем друг друга, но между нами есть химия. Должен ли брак быть сложным?

— Вовсе нет. Я подчиняюсь каждому твоему приказу, а ты покупаешь мне красивые вещи. Звучит достаточно просто.

Он снова дергает меня за волосы.

— Это справедливая сделка.

Мы сидим в тишине, и тяжесть того, что мы раскрыли друг другу, требует уважения к моменту. Это была не просто новость о том, что у меня есть ребенок, но и нечто большее. Мы оба произнесли вслух то, что, вероятно, ни один из нас никогда не мог сказать другому человеку.

Я хочу растить детей вместе с тобой.

Я могу быть хорошим родителем.

Я могу быть хорошим супругом.

Я могу дать то, что мне никогда не давали.

Наконец, я наклоняюсь и провожу губами по заросшей щетиной челюсти. Закрываю глаза, когда он отвечает на поцелуй. Глубже. Темнее. Доминирующе.

А потом его руки зарываются в мои волосы.

Сегодня я обнажила перед ним огромную часть себя. Я дала ему то, чего никогда не давала другим людям. И он не попирал мою правду, а дорожил ею. Нам потребовалось время, чтобы добраться до этого места, но от этого оно только слаще.

Он приведет ко мне мою дочь.

Он сказал, что она может поехать с нами.

Я должна поблагодарить его так, как не могу сказать словами.

Ласкаю его лицо, челюсть, широкие плечи. Провожу по бицепсам, оценивая, насколько он совершенен и силен. Когда его рот приоткрывается, мой язык проникает в него. Я наслаждаюсь низким, совершенно мужским звуком, наполовину стоном, наполовину рычанием, и прикусываю зубами его губу.

Достаточно показать свое превосходство, чтобы ткнуть его, и в следующее мгновение я оказываюсь на спине, а он — сверху, всем своим весом вдавливая меня в кровать.

Он не спрашивает, что на меня нашло, и не требует разговора. Он лишь медленно и целенаправленно раздевает меня, пока я не оказываюсь перед ним обнаженной, а глубина его голубых глаз сверлит меня с силой лазера.

Я вожусь с его ремнем, и он расстегивает молнию. Сбрасывает одежду, которая падает в беспорядочную кучу, когда мы снова оказываемся друг перед другом. Он обхватывает мою попку, поднимает одну из ног, и плавно входит в меня. Моя голова откидывается на подушку, когда он заполняет меня, и в его глазах вспыхивает отблеск яркой потребности обладать мной.

Я катаюсь