Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

Вздыхаю, прокашливаюсь и всё же хочу его додавить.

— Мы можем сделать гендер-пати.

Предлагаю, смотря на Андрея через длинный стол из-под полуопущенных ресниц. Если честно, аппетит у меня очень слабый и избирательный. Сейчас так вообще есть не хочется. Хочется болтать, захлёбываясь, о ребёнке.

Я успела уже и коляску выбрать. И колыбельку. И пеленальный столик. И я нагло хочу не безразличного «Ок, Лен. Как считаешь нужным», а участия.

Андрей перестаёт жевать. Смотрит на меня, немного хмурясь. По взгляду читаю: «Зачем?»

— Я видела в Инстаграме, что очень многие делают. Это красиво. И это может быть полезно. Всё равно же рано или поздно придётся сказать, что мы ждём ребёнка. А так больше будут обсуждать его пол, чем возможные сроки зачатия.

Пожимаю плечами, делая вид, что мое предложение действительно исключительно рационально. Хотя, честно говоря, мне просто такое нравится. Другой вопрос, что на эту гендер-пати мне и пригласить-то некого. С Побережьем мои контакты разорваны. В университете я физически не успела обзавестись друзьями. Здесь я общаюсь только с Андреем, врачом и нанятыми им людьми.

— Я не приверженец показухи, Лен.

Андрей не лукавит. Я вздыхаю, но не спорю.

На самом деле, ты мог бы сказать: я не приверженец показухи, Лен, но мне-то скажи, кто там?

И я сказала бы. У меня на кухне лежит папка с заключением и теми самыми фотокарточками. Я их очень внимательно рассмотрела. Теперь могла бы рассказать тебе, где у твоего сына носик, где ручки с ножками, а где… Неважно.

Но ладно. Нет так нет.

Принимаю решение не обижаться. Но и пол я Андрею скажу, только когда он сам напрямую об этом спросит. Вот такое будет ваше наказание за равнодушие, господин Темиров.

Мы проводим в столовой час с небольшим. Обсуждаем что-то неважное и бытовое.

Я спрашиваю, останется ли Андрей ночевать, но нет. Завтра утром у него ранний эфир. Чтобы быть в студии в семь, выехать надо в половину шестого. Лучше из квартиры.

Понимаю.

Принимаю.

Провожаю.

— Спасибо за ужин. Очень вкусно. Самочувствие нормальное?

Киваю в ответ на эмоционально скупую похвалу и заботу. Думаю подняться на носочки и поцеловать в щёку, но… Не стоит.

Рефлекторно глажу почти невидимый живот и наблюдаю, как муж одевается.

Сейчас даже не верится, что когда-то мы ночами напролёт занимались сексом. Мне кажется, за этот месяц мы стали чем-то по типу бесполых деловых партнёров.

Есть ли кто-то у него — я не знаю. Как и не знаю, был ли кто-то между нашими встречами на побережье. Я тогда побоялась спросить. А сейчас… Какой смысл?

Но если да — я даже рада. Хотя бы у кого-то из нас будет полноценная личная жизнь.

— Ты классно выглядишь, — не сдержавшись, всё же хвалю мужчину, в которого мой сын будет очень красивым. Андрей только сейчас хмыкает, передавая мне привет из нашей прошлой жизни.

— Ты тоже классно, Лена. Беременность тебе к лицу.

Смущаюсь. Краснею и хлопаю ресницами.

Андрей уходит, а я делаю несколько шагов к окну, становясь на его место. Ноздри дразнит неизменный (и по совместительству мой любимый) запах мужской туалетной воды. Взгляд — быстро удаляющийся силуэт.

У нас всё же идеальный брак. Ноль истерик. Ноль ревности. Ноль претензий.

Но есть нюанс: он заключён на три года. Ровно столько нужно Андрею, чтобы не слить в унитаз свою политическую карьеру, как я слила свою мечту стать популярной Кассиопеей. А потом… Я свободна делать со своей жизнью всё, что хочу.

Из связывающих нас с Темировым уз навсегда останется только общий сын.

Глава 3

Лена

Андрей не спросил меня про пол будущего ребенка ни через день, ни через два, ни через неделю. Всё равно так всё равно. Ладно. Я перестаю ждать и подталкивать.

У женщин и мужчин просто очень разное отношение к жизни. Разные фокусы. Разные приоритеты. Андрей не попросил у меня свой экземпляр первых фото нашего ребенка. И, уверена, не пересматривает их в нашем диалоге каждый вечер перед сном, как делаю я.

Но и я тоже не сильно-то следила за ходом греческих выборов, которые для Андрея были очень-очень важны.

Так что считаем, что один/один. Проехали.

Тем не менее своей вкусной мусакой или чем-то другим я выторговала внимание Андрея Темирова к некоторым детским делам.

Сегодня после заседания его комитета мы едем смотреть детские автокресла и тестировать коляски.

Да, это тупо, когда срок твоей беременности настолько маленький, что окружающие её даже не замечают. Но во мне сидит навязчивая идея приобщить Андрея к жизни его будущего ребенка. А автокресло — это единственное, что звучало бы правдоподобно и что я вряд ли смогла бы выбрать без него.

Специально для этого приехала в город, который всё ещё вызывает у меня головокружение. Мне сложно привыкнуть к масштабам. Суета и скорость давят. Пугают.

Я рада, что живу как бы немного сбоку. В нашем поселке нет ни такого шума, ни такого движения. Ни пробок, ни кучи светофоров и шестиполосных дорог. Жизнь течет размеренно.

Я пишу Андрею на подъезде к зданию комитетов, он почти сразу отвечает, что задержится и меня встретит Аврора — его помощница.

Это немного волнительно, но я не против. Мне кажется, близкие к Андрею люди могут меня раскусить. Я предпочла бы с ними не общаться, но… Хотя бы с кем-то общаться мне тоже хочется.

Аврора встречает меня улыбкой. Не натянутой и не слишком елейной. Вообще эта девушка производит очень интересное впечатление. Она бойкая и активная. Разговорчивая и видно, что грамотная.

Я следую за ней в одно из ближайших кафе и останавливаю свой выбор на матче с тоником и ананасовым соком, а еще ванильном кроклере по ее же совету.

Говорить с Авророй нам особенно не о чем, но мне не приходится изнывать от неловкости и мысленно отсчитывать секунды до момента, когда Андрей освободится.

— Они затянули из-за одного вопроса. Снова принесли законопроект по легализации крипты. — По утомленно закатанным глазам Авроры я делаю вывод, что это что-то, успевшее ее достать. Улыбаюсь, пусть ни черта в этом всём и не смыслю. — Думаю, Андрей Павлович освободится в течение часа.

Ответить мне нечего. Киваю, оглядывая кафе.

Оно выглядит воздушным и стильным. Мне даже хотелось бы достать новенький телефон — подарок Андрея, сделанный, подозреваю, потому что ему не очень хочется слушать, что экономит на жене, если кто-то увидит старый. Но не суть. Мне хочется достать его и сделать пару кадров, которые потом можно будет отправить Василике.

С ней мы общаемся. Подруга с семнадцати лет не слишком-то подвержена влиянию греческих традиционалистов, да и ничего позорного в сексе до брака не видит. Мой громкий отъезд и дальнейшее развитие событий стали для неё скорее поводом для любопытства, чем желания от меня отречься.

Она много спрашивает о жизни в столице. О моем муже. О его достатке. Работе. Просит наши фото. Спрашивает, куда мы ходим.

Я отвечаю то, что считаю безопасным. Только тему своей беременности и подноготной брака не трогаю.

Это часть нашей договоренности с Андреем. О ребенке мы скажем, когда придет время. Скорее всего, мне придется родить «раньше срока», чтобы выглядело, будто мы просто быстро сделали ребенка уже поженившись.

Так вот… Я бы скинула фотографию воздушных люстр в форме белоснежных цветов своей подруге, но перед Авророй доставать телефон стыдно.

Я прекрасно понимаю, что депутатские жены так себя не ведут. Собственную провинциальность и восторженность обычными для жителей большого города вещами я скрываю с помощью сдержанности. Может даже подмороженной выгляжу, но лучше так, чем позорить Андрея.

Обхватываю коктейльную трубочку губами и втягиваю напиток.

— Действительно очень вкусно.

Заказавшая и себе такой же Аврора кивает в ответ на похвалу и улыбается. Почти сразу отвлекается на телефон, чем дает мне возможность себя рассмотреть.