Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

Впрочем, я сама напросилась.

Взгляд скатывается с лица Андрея на стол. Я киваю.

— Лен…

Андрей зовет, но я не хочу больше по ним топтаться. По нам. Мне надо подумать. Переварить.

Сработав на опережение, прокашливаюсь и встаю. Собираю тарелки и уношу в кухню.

В следующий раз мы снова сталкиваемся с Андреем в дверном проеме. Он держит в руках два блюда, за которыми я собиралась вернуться.

Чуть не врезаюсь в него животом. Запрокидываю голову, растягивая шею.

— Мне не сложно. Когда я работала у дяди даже любила разносить и убирать посуду. — Пока ты меня оттуда не забрал совсем в другую жизнь.

В миллион раз лучше. Но… Эту я не заслужила. Ты тоже так считаешь?

Мой дядя — не лучший человек. А я — обуза?

— Мне тоже не сложно. — Андрей парирует своим коронным спокойным голосом и ставит блюда на стол-остров.

Наблюдает, как я перекладываю еду в лотки, из которых через два дня скорее всего выброшу, и ставлю блюда в посудомойку.

Чувствую то лопатками, то щекой взгляд. Андрей не уходит.

Ему, как назло, никто не звонит. У него, как назло, этим вечером нет своих дел.

Потянув из рулона несколько салфеток, вытираю влажные руки и поворачиваюсь, прижимаясь ягодицами к столешнице, сохраняя тем самым дистанцию.

— Я нахамила невесте Романа Бутова.

Признаюсь, потому что не хочу стать причиной его проблем. Андрей никак не реагирует. Просто смотрит. Я продолжаю:

— Если нужно извиниться — я извинюсь.

— Зачем нахамила? — Его рассудительный подход всегда казался мне поразительным и мудрым. Я до сих не могу привыкнуть, что прежде, чем оголять шашку, люди могут пытаться разобраться.

Внутри коктейль из полярных чувств. Мне неприятно, потому что… Он знал и ничего не сказал. Ну и потому что у него в голове мы… Не очень. С другой стороны… Я люблю его и ничего не могу с собой поделать.

— Она обидела Аврору.

Брови господина депутата приподнимаются. Сложенные на груди руки расплетаются. Пальцы ложатся на столешницу. Я невпопад вспоминаю, как приятно чувствовать их на теле.

Я люблю его нежность. Люблю в нем растворяться. Люблю забывать, что вокруг нас — большой жестокий мир.

— В смысле, обидела?

Вздохнув, возвращаюсь взглядом к лицу Андрея. Я не хочу быть предательницей, разносчицей слухов, которые до него, скорее всего, не дошли, но и молчать уже какой смысл?

— У Авроры отношения с Игорем. Ясинским. — В карих глазах вспыхивает сначала удивление, потом — злость. Он ее гасит.

— Интересно, что ты это знаешь.

Поджимаю губы.

— Моя задача — ребенок, но это не значит, что у меня отняло зрение и слух. Со мной люди тоже могут говорить.

— Лен…

Чтобы взять паузу и не создавать конфликт на ровном месте, отворачиваюсь и выбрасываю комок из бумажных полотенец в урну под раковиной.

Оглядываюсь, у Андрея задумчивое лицо. Он трет лоб.

Видимо, совсем не ожидал.

— Я думаю, это плохой вариант для Авроры.

— Я думаю, Аврора сама способна решать, что для нее хорошо, а что плохо, — отстаивать её мне легче, чем себе.

В ответ получаю быстрый резковатый взгляд. Я всегда очень боялась его взбесить. Казалось, раздражение — худшее, что может возникнуть в договорных отношениях, в которых я от него абсолютно завишу. Но сегодня даже немного приятно.

Усугублять не нужно. Вдох-выдох, Лен.

— Элина нахамила Авроре. Я не сдержалась, сказала в ответ, что она ужасно поет. Если нужно — я извинюсь.

Смотрю на Андрея в ожидании ответа. Он тоже. Ищет что-то. Не понимает до конца, почему я такая… Острая?

Я и сама, наверное, не понимаю. А может быть слишком хорошо.

Все эти дни во мне не хватает смелости обсудить с Андреем главное. Что нужно, чтобы обновить условия нашего договора? И почему этого не делает он. Меня пугают сроки. Я больше не хочу их засекать.

Сморгнув, Андрей негромко отвечает:

— Не нужно извиняться.

Ну и славно.

Кивнув, направляюсь из кухни. Сегодняшний вечер весь какой-то не такой. Минимум ласки. Много слов и напряжения.

Когда прохожу мимо, Андрей задевает пальцами мое запястье. Сжимает его и удерживает. Если бы хотел — легко засек бы ускоренный пульс. Не знаю, нужно ему это или нет.

Притормозив, оглядываюсь.

Его ласка невзначай пронизывает. Взгляд затягивает. Не знаю, зачем, но сопротивляюсь.

— Ты молодец, что заступилась.

Похвала усиливает и без того расшатанное эмоциональное состояние. Раньше мне было легче. Теперь плакать хочется по поводу и без.

Я же не щенок, который любое "молодец" хозяина воспринимает, как высшее счастье в этой жизни? Нельзя так близко к сердцу. Нельзя было пускать прежде, чем разбираться.

Тихо кашлянув, спрашиваю:

— Я хочу связаться с кем-то на Побережье и узнать о дяде больше подробностей.

— Какие подробности тебе нужны?

Молчу.

— Моих недостаточно?

И снова.

— Я могу позвонить Петру? — Я вроде бы готовлю себя к отказу, но тишина в ответ ест нервные клетки, не считая ккалораж.

Андрей смотрит на меня внимательно. Я в ответ тоже. Кристально, как кажется, честно.

— Больше некому? — Мы не кричим друг на друга. Его голос даже тише, чем обычно. Но волоски на затылке всё равно поднимает.

— Петру я доверяю.

Андрей опускает голову и хмыкает. Пальцы размыкаются. Он не давил, но я тру запястье, которое почему-то жжет.

Вернувшись глазами к моему лицу, Андрей отвечает:

— Если хочешь, я сам позвоню Петру. Задам твои вопросы. Тебе звонить не надо.

— Спасибо. Этого мне достаточно.

Развернувшись, ухожу.

Не слежу за передвижением Андрея по дому. Атмосфера сегодня необычная. Другая. Нервная. Не знаю, как правильно объяснить. Вроде бы никто ни перед кем не виноват. Никто никому ничего не сделал. Но происходящее вокруг заползает внутрь и тикает слишком похожими на обратный отсчет на взрывчатке часиками.

Я принимаю душ, невнимательно читаю книгу, уже после полуночи укладываюсь спать с подушкой-подковой. Уверена на девяносто девять и девять, что Андрей останется у себя. Только забросить ногу на удобный валик сегодня не помогает.

Я мучаюсь. Ворочаюсь. Варюсь в мыслях и сомнениях.

Больше всего меня выматывает одно: я хочу поговорить с Андреем начистоту о нас.

Дверная ручка опускается вниз на третьем часу моих бессонных мучений.

До этого я слышала, что Андрей ходил по первому этажу. Потом затих.

Теперь пришел.

Я держу глаза закрытыми и стараюсь дышать размеренно.

Он раздевается, шелестя одеждой. Пользуется моим душем. Выйдя, ложится рядом. Несколько минут — за спиной, скорее всего, смотря в потолок. Дальше, сделав глубокий вдох, переворачивается. Двигается ближе и без спросу делит мое одеяло на двоих. Широкая ладонь едет по животу. Лопатками чувствую его грудь. Затылком — дыхание.

Губы спускаются к шее, отмечая верхние позвонки чередой поцелуев.

Я не зла на него, потому что не за что, да и разве это предусмотрено нашим договором? Но как будто была, а теперь таю.

Мысленный вихрь перестает разрастаться. Суета в голове затихает. Мир сужается до места встречи губ с кожей.

— Спи, Лен.

Странно… Но слушаюсь.

Глава 32

Лена

В тёплом сумраке оранжереи, в просветах между веерами пальм и лианами, под сводами из стекла шуршат голоса.

Широкие пальмовые вайи отбрасывают замысловатые тени на стеклянную крышу и укрытые белоснежными скатертями столы. Аромат экзотических цветов заполняет легкие.

Теплое сияние гирлянд переливается в бокалах и оконных витражах, а живая музыка, которая служит аккомпанементом танцу бабочек под потолком, создает атмосферу незабываемой сказки.

Мероприятие Ирины Милославской, как всегда, превосходит любые ожидания.

Если бы я не знала, какой на это событие был заложен бюджет, решила бы, что один такой ужин способен пустить по миру королевскую семью. Но Ирина Марьяновна и окружающие ее люди не только обладают исключительным вкусом. Они умеют ещё и заполучать лучшее с прекрасным дисконтом.