Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани

Его уши дернулись. Открыв глаза, он поднял голову и прислушался. Как всегда, голоса были приглушенными, как будто слышались из-под воды. Они что-то кричали, их слова были неразборчивы, но почему-то пугающе знакомы.

Кинсли опустила руки ему на плечи.

— В чем дело?

Огоньки вернулись и зависли поблизости, их призрачный огонь неуверенно мерцал.

— Что случилось? — спросила Кинсли, нахмурив брови.

Голоса раздались снова, ближе, но не отчетливее. Ее глаза расширились, когда она сделала шаг в сторону от Векса.

— Это… люди?

Он кивнул.

— В твоем мире.

— Мы должны перейти, маг? — спросила Тень.

— Да, но не медлите. Я бы не хотел, чтобы вы истощали себя без необходимости.

Огоньки склонили головы. Их очертания замерцали, подернулись рябью и, наконец, исчезли, оставив после себя только пустоту. Хотя за прошедшие годы они много раз благополучно возвращались из этого путешествия, Векс не мог избавиться от беспокойства, не мог избавиться от смутного ощущения пустоты, возникавшего в отсутствие огоньков.

Эти голоса зазвучали снова, еще ближе.

У Кинсли перехватило дыхание, и она пошла в направлении голосов.

— Векс… Это звучит как…

Огоньки появились снова, их призрачный огонь неистово переливался.

— Трое смертных, маг, — поспешно ответила Вспышка. — Две женщины и мужчина.

— Они зовут Кинсли, — сказала Эхо.

— Что? — Кинсли повернулась к огонькам. — К-как они выглядят?

Векс нахмурил брови. Отчаяние, отразившееся на ее лице и в голосе, напомнило ему о том, что он видел в первые дни ее пребывания здесь, но в этом было нечто большее. Что-то глубокое и печальное, рана, которую время еще не залечило.

Тень подплыла к ней ближе, ее голос был нежен, как ветер в высокой траве.

— Светлая кожа. У мужчины темные волосы, но светлые глаза, у него густая борода. Женщины золотоволосые и темноглазые.

— О Боже, это они, — прохрипела Кинсли, прежде чем броситься на голоса.

— Кинсли! — Векс бросился за ней, но что-то помешало ему дотянуться до нее, остановить ее. Он услышал горечь в ее голосе. Узнал потерю.

Иллюзорная осень рассеялась, возвращая лес к его естественному, унылому состоянию, но Кинсли не сбилась с шага, несмотря на резкую перемену. Призрачные крики продолжались, становясь громче с каждым шагом, и, хотя они оставались неясными, теперь он знал, почему они звучат так знакомо.

Они выкрикивали имя Кинсли.

Она, наконец, остановилась, когда добралась до кучи лиан и мха на краю тумана — ее машины, теперь полностью скрытой и неузнаваемой. Векс остановился позади нее.

Эти голоса звучали здесь громче всего, как будто люди из другого мира стояли перед Кинсли. Их крики жутким эхом отражались от деревьев, пробивались сквозь туман, пульсировали в ткани пространства, отделяющего их мир от этого. И хотя слова были не более разборчивы, чем раньше, горе и мука, которые они несли, были ясны.

— Это они, Векс, — прошептала Кинсли дрожащим голосом. — Они здесь.

Векс обхватил пальцами ее руки. Она задрожала от его прикосновения. Он осторожно повернул ее лицом к себе. Слезы текли по ее щекам, а глаза блестели, когда она встретилась с ним взглядом. Когда эти голоса снова позвали ее по имени, Кинсли закрыла глаза, и ее черты исказились от боли.

— Они все еще ищут меня, — сказала она прерывисто. — Они все еще думают, что я жива.

— Кинсли…

— И я жива. Я жива, я прямо здесь, и я даже не могу дать им узнать об этом, — у нее вырвался всхлип. — Я не могу утешить их, не могу сказать им, что со мной все в порядке. И они будут… они будут просто продолжать искать, гадая, что со мной случилось, и никогда не получат никаких ответов. Никогда не узнают правду.

Векс притянул ее к себе, и она вцепилась в его тунику, рыдая у него на груди. Его сердце болело так, словно в нем зияла дыра. Никогда с тех пор, как королева отняла у него все, он не чувствовал себя таким беспомощным.

Если бы он не спас ее, Кинсли умерла бы. Это дало бы ее семье чувство завершенности. Но она была бы мертва, ее искра погасла бы, и вся вселенная стала бы темнее в ее отсутствие.

Она была бы навсегда потеряна для Векса.

Он никогда не пожалеет, что спас ее. Никогда не пожалеет, что поделился с ней своей жизненной силой, никогда не пожалеет, что вырвал ее из пасти смерти. И все же она не заслуживала этих страданий. Она не заслуживала быть запертой здесь, это было еще более жестоко, чем его заточение, потому что у нее все еще были люди, любившие ее. У нее все еще были люди, оплакивавшие ее.

Она не забыла свой мир, и он не забыл ее.

Векс запустил руку в ее волосы и обхватил голову Кинсли, прижимая ее ближе. Он уставился на туман, в то время как голоса продолжали звать вокруг, пока его пара горевала, а отчаяние переполняло его грудь.

Огоньки парили рядом, задевая Кинсли щупальцами призрачного огня, их огни были тусклыми.

— Забери меня домой, Векс, — прошептала Кинсли ему в грудь. — Я… я не могу…

Осторожно, как только мог, Векс поднял ее на руки и призвал свои крылья. Она прильнула к нему, уткнувшись лицом в шею, ее слезы были горячими и влажными на его коже, и не подняла глаз, даже когда он подпрыгнул в воздух. Он послал волну магии вперед, раздвигая ветви над головой, чтобы расчистить путь.

Капли дождя падали с затянутого тучами неба, обдавая холодом его крылья. Медленный дождь отражал печаль ее слез, как будто все королевство плакало вместе с его Кинсли.

ГЛАВА 37

В теплом красном свете камина и пляшущих тенях, которые он отбрасывал, не было никакого утешения. Ни мягкое голубое сияние кристаллов на стенах, ни темнота за круглым окном не могли принести успокоения, а привычная постель и одеяла не давали передышки. В ровном стуке дождя по крыше не было умиротворения.

Векс не уснет этой ночью. Он понял это, когда только лег рядом с Кинсли несколько часов назад, и с каждым мгновением это становилось все очевиднее.

Он убрал прядь волос с лица Кинсли. Его пальцы покалывало, когда они касались ее кожи, но она не пошевелилась.

Они лежали на боку, лицом друг к другу, ее голова покоилась на его руке, а его крыло укрывало ее. Хотя некоторое время назад она уснула от усталости, обычная ночная безмятежность так и не появилась на ее лице. Припухшая розовая кожа вокруг глаз свидетельствовала о том, что она пролила множество слез с тех пор, как услышала голоса своей семьи в тот день.

Каждый всхлип, каждое шмыганье носом вонзали еще один клинок в сердце Векса.

Он обхватил ее щеку ладонью, нежно поглаживая кожу под глазом большим пальцем.

При свете серебра и звезд он слишком хорошо понимал ее боль. Ему были знакомы ее беспомощность, ее отчаяние. Он знал, каково это — обладать чем-то таким дразняще близким и в то же время совершенно недосягаемым.

Беспокойные мысли не давали ему уснуть. Он пытался заглушить их, но скорее у него получилось бы утихомирить бушующую грозу. Он пытался направить их, взять под контроль, сфокусироваться, но мысли только кружились быстрее, так же трудно уловимые, как листья, что вились в воздухе, когда они с Кинсли танцевали в лесу.

И не важно, по какому пути следовали эти мысли, они всегда приводили к одному и тому же выводу. Понимание его наполняло Векса ужасом, холодным, густым и тяжелым.

Понимание, от которого у него сдавило грудь и перехватило дыхание, то, что он не мог игнорировать. Отрицать это было невозможно.

Векс знал, что он должен был сделать.

Мог ли он это сделать — совсем другой вопрос.

Нежно, благоговейно он провел кончиками пальцев по лицу Кинсли. Воздух, который он вдыхал, был наполнен ее знакомым, манящим ароматом. С помощью взгляда, осязания, звука, запаха и вкуса он изучал каждую ее частичку. Он сохранит все это в вечной памяти.

Голубое мерцание на краю поля зрения заставило его поднять голову, хотя и неохотно.

Тень влетела в спальню и подплыла к Вексу, ее призрачный огонь колыхался тревожной рябью.