На твоей орбите - Эшли Шумахер

– Подмастерье всех ремесел, мастер ни одного.

– Да, эта.

Я поправляю ремень, чтобы удобнее к ней повернуться. Лежащий на ее коленях телефон объявляет, что мы прибудем в «Какое-то место» через десять минут.

Десять минут – слишком мало, чтобы ослабить ее хватку на руле, но должен же король Улиткограда помочь своей соправительнице?

И я пытаюсь. Хотя провалюсь с вероятностью почти сто процентов. Лис сумел бы подобрать нужные слова, чтобы придать Нове уверенности, помочь ей понять, что она на самом деле знает себя и сама себе хозяйка.

Но у меня не получается.

– Подмастерье всех ремесел, – повторяю я. – Подмастерьем быть клево.

«Очень полезно, Сэм. Молодец. Как мудро». Господи, как хорошо, что мы с Новой – те, кто мы есть. Она заслуживает рядом того, кто сможет поддержать важный для нее разговор.

Я все еще пристально за ней наблюдаю, поэтому вижу, как щурятся от улыбки ее глаза, как приподнимаются щеки, словно солнце восходит на рассвете. Она издает резкий громкий смешок, который эхом разносится в кабине пикапа.

– Может, в этом и решение, – говорит она. – Стану подмастерьем и сразу пойму, что буду делать по жизни. Девочка-подмастерье и кролик по имени Олик – вместе мы захватим мир.

– Придется найти нового Олика.

Помолчав секунду, Нова спрашивает:

– Может, займемся поисками на следующих выходных? После клуба натуралистов.

Она не смотрит на меня так, как я смотрю на нее, но все равно должна заметить, как я загораюсь от радости.

«На следующих выходных».

У меня будут еще одни выходные с Новой Эванс.

Я не тревожусь весь оставшийся день.

Глава 10

Сэм

Школа никогда мне особо не нравилась: это здание как будто специально построили, чтобы вызывать у меня клаустрофобию. Но после выходных с клубом натуралистов, Новой и барбекю в «Каком-то месте» – которое, кстати, оказалось восхитительным, – школа стала еще более невыносимой.

Я пытаюсь отвлечься во время ланча, пока Эбигейл болтает о вечере выпускников и платье, которое купила на выходных. Она написала мне о нем, но не показывала фотографии, потому что хочет, «чтобы это было сюрпризом».

– Тебе понравится, – говорит она, тыкая в меня рукояткой вилки.

– Разумеется, – отвечаю я. – Но мне точно так же понравится, если ты покажешь мне его прямо сейчас.

Эбигейл смеется:

– Но тогда я испорчу сюрприз!

Я не люблю сюрпризы, о которых знаю. Они больше не ощущаются как сюрпризы. Скорее вызывают ужас. Даже если я знаю, что мне просто покажут платье, я начинаю нервничать, потому что думаю, как себя вести, что сказать. Сюрпризы предназначаются не только человеку, которого пытаются удивить, но и тому, кто удивляет, поэтому я всегда переживаю, что ошибусь, неправильно сыграю свою роль.

Чтобы перестать об этом думать, я ищу в интернете идеального плюшевого зайца. Хочу найти такого, заказать к нему бирку с надписью «Олик» и подарить Нове.

В качестве прикола.

Как делают друзья.

Прикола.

Ха.

Я вижу Нову – она сидит за соседним столом. Мы словно две половинки магнита. Сколько бы мы ни старались держаться на расстоянии друг от друга на уроках, в коридорах и в столовой, я не могу на нее не смотреть.

Кажется, она замечает мое пристальное внимание. Совершенно точно замечает, потому что сужает глаза, качает головой и пересаживается за стол у меня за спиной.

Рискованно, но я пересаживаюсь за противоположную сторону стола под предлогом, что мне нужно списать у Лиса домашку по математике. Так Нова снова в моем поле зрения.

Вот только в этот раз я смотрю на нее через плечо Эбигейл.

Лис пытается меня предупредить, пихая локтем в бок каждый раз, когда я смотрю в сторону Новы, но поздно. Эбигейл прослеживает мой взгляд и, повернувшись на стуле, оборачивается:

– На что ты смотришь?

Нова ее услышала. У нее расширяются глаза, и она буквально слетает со стула на пол, как в каком-нибудь плохом шпионском кино. Похоже, она понимает, как глупо это выглядело, и начинает хлопать по абсолютно пустому полу, приговаривая:

– Очки? Очки?

Лис скрывает смех за притворным кашлем, а я собираюсь подойти к Нове, прежде объяснив Эбигейл:

– Я видел, как они упали с края стола. Нужно было ее предупредить.

Дурацкая отмазка – зачем снимать очки в столовой? – но Эбигейл ведется.

– Бедняжка, – говорит она Кэтрин, своей лучшей подруге, и они продолжают болтать о вечере выпускников, и о том, что он уже через две недели, и как они хотят записаться в парикмахерскую в одно и то же время, чтобы снять тикток с прическами до и после.

Но мне все равно, потому что я ухожу от стола. Эбигейл и Кэтрин могут обсуждать что угодно сколько угодно.

Я присаживаюсь на корточки рядом с Новой. В школе.

– Ты не носишь очки, – шепчу я. Непонятно зачем: от моего стола мы слишком далеко, а девчонка, которая сидит рядом с Новой, читает книгу и ни разу еще не оторвала взгляда от страницы.

– Ты прав. У меня линзы. Не беспокойся, Холли тебя не слышит, – говорит мне Нова, кивая на девчонку, которая пересела за этот стол вместе с ней. – Я сижу с ней на испанском. За день в школе она успевает прочесть целую книгу и, видимо, вечером начинает новую, потому что книжки у нее не кончаются. Она слишком погружена в чтение и не слышит, о чем мы говорим.

– Неправда, – говорит Холли, не отрываясь от чтения. – Я просто не слышу ничего, на что стоит отвечать.

Нова улыбается ей, как моя бабушка улыбалась старой своенравной кошке, которая ненавидела всех, кроме деда.

– Холли классная, – говорит она.

Но затем улыбка пропадает с ее лица, и я понимаю: мне не понравятся ее следующие слова.

– Мы договорились, – говорит Нова. – Не в школе.

Я знаю, у нас мало времени. Мы не можем бесконечно искать несуществующие очки. Даже поглощенная подготовкой к балу выпускников Эбигейл начнет задавать вопросы.

– Знаю, – говорю я. – Прости.

Мне совсем не жаль.

Нова кривит губы. Ее глаза блестят в свете ламп.

– Тебе совсем не жаль.

Я улыбаюсь:

– Ты права.

Я поднимаюсь на ноги и помогаю Нове встать, а затем, чувствуя, как сердце пронзают иглы, выпускаю ее руку из своей и возвращаюсь к девушке, которая две недели назад казалась лучшим вариантом, а теперь магическим – или проклятым – образом превратилась в утешительный приз.

Но я хорошо прячу свои чувства. По крайней мере, мне так кажется, но, когда я сажусь обратно на свое место, Эбигейл оглядывает меня так, что я начинаю сомневаться в своих актерских способностях.

– Все в порядке? – Она повторяет вопрос, заданный в тот самый день, когда я понял, что замэтчился с Новой из Улиткограда.

Этот момент в школьной столовой – еще не развилка, но мог бы ею стать.

Я мог бы сказать Эбигейл – просто сказать, – что не уверен в будущем наших отношений. «Дело не в тебе, дело во мне» – избитая фраза, знаю, но, возможно, у меня получилось бы вполне искренне, потому что это правда.

Но потом я вспоминаю, как прошлой весной Эбигейл бросил парень и как она пришла возвращать билет, изо всех сил стараясь выглядеть сильной и уверенной, а не раздавленной горем.

Мы с Лисом сидели за карточным столиком, которым он заправлял все две недели до выпускного. Будучи казначеем класса, он отвечал за «кассу», печатал билеты, и – как иначе с Лисом – устраивал целое представление и громко звонил в колокольчик, когда ему удавалось продать билет.

– Активнее, активнее! – кричал он перед звонком на пятый урок. – Это выпускной. Чем больше народу, тем веселее. И в этом году придет настоящий диджей, а не мистер Каллахан с айфоном. Без обид, мистер Каллахан! Вы лучший!

Посреди этого выступления ко мне тихонько подошла Эбигейл, очевидно – и безрезультатно – стараясь избежать Лиса и его колокольчика. Я ее, конечно же, знал. Как не знать? Она была популярна в классе. Ко всем относилась по-доброму. Всегда улыбалась,