Приручить "Демона" - Рада Мэй
Ну да, в основном это был Гаевский - назойливая память беспощадно заменяла все придумываемые образы его лицом и телом. Я сначала злилась на себя, потом плюнула и успокоилась, рассудив, что из своей жизни всё равно выставила его окончательно и бесповоротно, а в эротических фантазиях, так и быть, пусть пока помелькает. Всё равно у меня сейчас даже парня нет.
В итоге описанный «сон» получился настолько чувственным и откровенным, что я всерьёз опасалась за выдержку Демьянова - не перевозбудится ли он настолько, что начнёт зверствовать и добиваться моего исключения. Мама ведь просила обойтись без скандалов.
В принципе не должен. Технически придраться ему не к чему - доклад я написала, ну а за признания в любви не отчисляют. Теперь главное, чтобы Демон прочёл текст до конца и хорошенько усвоил, что назначать мне подобные наказания впредь - не в его интересах.
***
На следующий день я, подкараулив Демьянова возле кафедры теории и истории журналистики, чуть ли не торжественно вручила ему доклад, жалобно посетовав, что просидела над ним всю ночь. И очень просила прочитать текст внимательно, чтобы потраченные усилия не пропали даром.
Во время нашей короткой беседы я кокетливо прятала взгляд, старалась казаться смущённой и взволнованной, в общем, демонстрировала присущее влюблённым смятение. Историк в свою очередь демонстрировал неизменные недовольство, недоверие и подозрительность, но, провожая взглядом его прямую как шест спину, я была уверена - мой доклад он прочитает сегодня же и от корки до корки. Эх, жаль, не увижу выражения его лица в этот момент!
- Мира! - прорвался сквозь привычный многоголосый гул перемены отчаянный Машин зов.
Я обернулась и невольно поморщилась, увидев в её глазах тревогу и тень прежнего страха. Похоже, Климова накрутила себя за ночь и сейчас снова начнёт причитать и паниковать. Угадала.
- Привет, ты как? А я всю ночь не спала, - сбивчиво затараторила она, не дожидаясь ответа. - Думала об этой Алле.
- Ты её едва знаешь, и тринадцать лет не видела.
Я тоже о ней думала. Вспомнила, что первые несколько часов мы провели с этой Аллой вдвоём. Остальные дети появились позже. И всё это время светловолосая, курносая, веснушчатая девчонка ревела так, что уши закладывало. А я на неё злилась, потому мне тоже безумно хотелось плакать от страха, но не хотелось быть такой же трусихой и приходилось сдерживаться.
- Вообще-то, видела в начале декабря, - Маша издала звук подозрительно похожий на всхлипывание, и я снова поморщилась, вспомнив маму. Как она могла часами выслушать чьи-то слёзные исповеди? Лично я на такие подвиги неспособна. - Мы встретились в «Золотой молодёжи». Она сама ко мне подошла. Представилась, пыталась подружиться, наверное, а я как раз поссорилась со своим прежним парнем и… в общем, мне не до неё было. Постаралась отделаться под каким-то предлогом. Она, наверное, обиделась…
Никогда мне не понять вот таких бессмысленных приступов самобичевания. Как будто, поведи она себя иначе, Синявская не загремела бы в реанимацию или не стояла бы сутками за прилавком, а вернулась к прежней роскошной жизни. Кстати, а почему приёмная дочь миллионера вообще работала продавщицей?
Не заметила, как машинально озвучила последний вопрос.
- Ничего удивительного, наверное, родители развелись, а папаша ей денег не оставил. Нас с мамой это тоже, скорее всего, ждёт, - собеседница погрустнела ещё больше и неуверенно продолжила: - Интересно, в какой она больнице? Может, попробовать выяснить, как думаешь?
Ага, выяснить, принести апельсины, вспотеть от неловкости, фальшиво поулыбаться и пожелать скорейшего возвращения за любимый прилавок. Нет уж, увольте, я в этом спектакле не участвую.
- Думаю, нам пора на занятия, пара вот-вот начнётся. У тебя что сейчас?
- Литра.
- Тем более, хочешь огорчить няшку Ванечку опозданием?
Щёки Маши слегка зарделись. Обаятельный красавец Иван Морозов, который читал у нас курс русской литературы и не брезговал флиртом с симпатичными студентками, нравился практически всем девушкам. Маша не была исключением. У меня же после разрыва с Гаевским на красавчиков, похоже, открылась аллергия.
- Нет, конечно, уже бегу. Слушай, - она замялась и снова погрустнела, - на меня сегодня все косятся и задают глупые вопросы о прошлом.
Да, к сожалению, тут многие смотрят телевизор. На меня тоже поглядывают, но хотя бы пока молчат, понимают, что особой вежливостью я не отличаюсь и могу просто послать подальше.
- Не обращай внимания, им скоро надоест.
- Эм… может, вечером встретимся?
И продолжим развивать, навевающую тоску тему? Как-то не хочется.
- Извини, сегодня не получится - дела.
***
Очередную лекцию по истории журналистики я ждала с особым нетерпением. Предугадать реакцию самого упёртого и непредсказуемого из преподавателей было невозможно. Я лишь надеялась, что всё обойдётся без репрессий и завершится тем, что он перестанет загружать меня этими дурацкими писульками и просто оставит в покое. Но, надо признать, Демону удалось меня удивить.
Едва историк вошёл в аудиторию с большой чёрной папкой в руках и нашёл меня взглядом, стало понятно - он прочёл доклад до конца, и содержание ему очень не понравилось.
Демьянов зашёл за кафедру и без предисловий мрачно сказал:
- Злобина, я задаю рефераты и доклады не из вредности, как ты, наверное, думаешь. Это, возможно, твой единственный шанс запомнить хоть что-то из программы курса и не завалить хотя бы зачёт. Конечно,
