Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва

— Быстрее! — она рассмеялась, прерывая поток моих мыслей. На её губах играла та самая улыбка — многообещающая, зовущая. — Обожаю скорость!

Яхта рассекала волны. Брызги разлетались серебром, ветер трепал её платье. На полном ходу она схватила меня за руку:

— Идём! Помнишь сцену из "Титаника"? Я в детстве мечтала её повторить!

Развернулась спиной, положила мои руки себе на талию. Порыв ветра сорвал платок с её волос — они рассыпались шелковой волной, защекотали мне лицо. От неё пахло жасмином, дорогими духами и летом.

Невольно вспомнил, как точно так же стоял здесь с Катей. От неё пахло ванилью и чем-то неуловимо нежным, как утренняя роса. Она боялась высоты, но доверяла мне безгранично...

Мы бросили якорь в тихой бухте — здесь скалы защищали от ветра, а вода переливалась всеми оттенками бирюзы. Раньше я возил сюда только...

— Здесь так спокойно, — Ясмина разлила шампанское в хрустальные фужеры. — Вдали от любопытных глаз. Только ты, я и море.

Её голос стал ниже, бархатнее. Она подошла к борту:

— Какая вода манящая! Жаль, с гипсом не поплаваешь.

Шальной ветер подхватил подол её платья. Мелькнули стройные ноги и что-то кружевное, алое. Я отвел взгляд, но не сразу. Она рассмеялась, поправляя ткань:

— Ветер сегодня просто невозможный! — в её глазах плясали лукавые огоньки. — Знаешь что? Раз уж мы здесь совсем одни... Может, позагораем?

Я стянул футболку, чувствуя, как её взгляд скользит по моему торсу. В этом взгляде было откровенное восхищение и что-то еще — тёмное, опасное.

Она появилась в купальнике леопардовой расцветки, который больше обнажал, чем скрывал. Протянула флакон с маслом:

— Поможешь? Боюсь сгореть. У меня такая нежная кожа...

Мои пальцы скользили по её спине — гладкой, как шелк. Она слегка выгнулась навстречу прикосновениям, и что-то внутри меня дрогнуло.

Тело среагировало мгновенно — мы слишком долго играли в эти кошки-мышки.

Её дыхание участилось, когда мои руки спустились к пояснице. Она резко развернулась, и наши взгляды встретились — в её глазах плескалось расплавленное золото южного солнца.

— Давид...

Всё случилось будто в тумане. Её ладони на моей груди, жар её кожи, тяжесть её волос, скользнувших по моим плечам. Она прижалась ко мне всем телом — горячая, желанная, опасная.

Схватил её за талию — она податливо изогнулась в моих руках. Наши губы встретились — жадно, яростно, без тени нежности. Поцелуй обжигал как полуденное солнце.

Её пальцы путались в моих волосах, ногти царапали кожу.

Она хотела меня — откровенно, бесстыдно, по-взрослому. Никакой игры в невинность. Мы оба знали, чем это закончится.

И вдруг…

ГЛАВА 22

И вдруг...

Где-то на краю сознания мелькнуло лицо Кати — её глаза цвета летнего неба, её нежная улыбка, её хрупкие плечи, усыпанные веснушками...

"Я люблю тебя, Давид. Только тебя..."

А в следующую секунду небо рухнуло мне на голову.

Потому что мне показалось, что с моря донёсся детский голос. Знакомый до боли голос:

— Папочка?

Я тут же оттолкнул Ясмину.

* * *

Катя

Три минуты. Говорят, это самые долгие три минуты в жизни женщины.

Сижу на бортике ванной, кусая губы.

Задержка, тошнота по утрам... Всё как тогда, когда была беременна Машей.

Но может всё-таки сбой из-за стресса? У меня так бывало… Когда сдавала трудные экзамены, или после перелета, месячные задерживались на несколько недель.

Три минуты, за которые может измениться вся жизнь.

Закрываю глаза. Открываю.

На тесте проступают две полоски — такие четкие, такие безжалостные. Колени подкашиваются.

Нет. Нужно убедиться наверняка.

Через два дня я сижу в кабинете гинеколога.

На столе — результаты анализа крови.

— Екатерина Владимировна, поздравляю — беременность подтверждена. Срок примерно семь недель.

Пластиковый стаканчик с водой в моей руке хрустнул.

Врач что-то говорила про анализы, витамины, режим... А я смотрела в окно женской консультации, где хмурое питерское небо плакало мелким дождём, и считала. Сколько недель?

— У вас есть вопросы? — участливый голос врача вернул меня в реальность.

— Нет. То есть да... То есть мне надо подумать.

Я вылетела из кабинета, как ошпаренная.

В коридоре сидели беременные с огромными животами — все такие счастливые, улыбающиеся. А я... я не знаю, плакать мне или смеяться.

Прошло несколько недель с нашего побега. Новой жизни. Я почти привыкла к съемной квартире в спальном районе, к серому небу, к тому, что можно спокойно ходить по улицам без охраны. Маша ещё не совсем освоилась в новом месте, но хоть подружилась с соседской девочкой.

Спасибо Андрею за связи, без него пришлось бы месяцами бегать по инстанциям.

Но… У меня будет второй ребенок. И я не знаю, что с этим делать!

От мужчины, которого я... которого я что? Ненавижу? Боюсь? Люблю?

Закрываюсь в ванной — единственное место, где можно побыть одной. Достаю телефон, набираю номер мамы. Пора. Нельзя больше прятаться.

— Катюша! — её голос такой родной, что слёзы наворачиваются. — А почему ты звонишь с нового номера?

— Мам, я в Питере.

Пауза. Слышу, как она тяжело вздыхает:

— В каком смысле в Питере? Где? С Давидом?

— С Машей. Решила немного пожить здесь. Соскучилась по городу, по климату... В Стамбуле такая жара невыносимая.

— А Давид? — В её голосе тревога. — Что-то случилось?

— Всё нормально, мам. Он сейчас занят — важные проекты, встречи. Почти не бывает дома. Вот я и подумала — почему бы не провести несколько месяцев здесь? Маше полезно будет русский подтянуть...

— Катя, — мама всегда чувствовала, когда я вру. — Ты никогда не приезжала одна. Он же... он же буквально пылинки с тебя сдувал! Места себе не находил, если ты задерживалась в магазине на полчаса! И вдруг отпустил? Одну? В другую страну?

— Мам, — я прикусила губу. — Всё правда хорошо. Просто... нужна смена обстановки.

— Приезжай к нам! Зачем снимать квартиру? У тебя своя комната...

— Нет, — слишком резко. — То есть... мне так удобнее. Ближе к центру, к паркам. Маша привыкла к своему пространству.

— Катюш, — её голос дрогнул. — Вы поругались? Что случилось? Такая любовь была...

Я закрыла глаза. Перед глазами — наш первый вечер в Стамбуле, набережная Босфора, его глаза, в которых отражаются звезды...

"Ты моя судьба, — шептал он тогда. — Моё спасение. Мой голублоглазый ангел..."

А потом — Ясмина в моём платье, его руки на её талии, его смех...

— Всё нормально, мам. Правда. Просто так нужно.

Она еще что-то