Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва

За спиной слышу, как Мустафа вызывает службу безопасности, как отдает приказы проверить все аэропорты, все дороги... Но я уже знаю — она слишком умна, чтобы действовать очевидным путем. Моя умная, хитрая Катя...

Моя. Ты всегда будешь моя.

Взлетаю по лестнице в её спальню. Застываю на пороге, пытаясь отдышаться. Кровать не заправлена — шелковые простыни еще хранят её запах, от которого я сходил с ума все эти годы. На подушке — кружевная сорочка, такая же нежная и хрупкая, как она сама.

Или не такая уж хрупкая?

Казалась такой покорной, такой беззащитной... А за этой маской скрывалась непокорная воля. Воля, которую я недооценил.

Обманула. Предала. Ты встала на опасную тропу, мой ангел…

На полу валяются игрушки Марьям — плюшевый заяц, которого я привез из Лондона... Моя девочка. Моя кровь. Как она посмела забрать её? Никогда не прощу!

Сжимаю в руках шелковую сорочку Кати, сажусь на кровать. Такая хрупкая ткань — как она сама. Горло сжимается от чего-то давно забытого. Хочется кричать, рвать, крушить... плакать? Нет. Я не умею плакать. Разучился.

"Встань! Мужчины не плачут!"

Голос отца в памяти такой же резкий, как удар хлыста. Мне шесть лет, сломанная рука адски болит, но я знаю — если хоть одна слеза скатится по щеке, будет хуже.

"В нашем мире нет места слабости!" — его тень нависает надо мной. — "Тот, кто показывает слабость — проигрывает. Ты должен быть сильнее всех. Жестче всех. Только тогда ты сможешь управлять империей."

Никогда не знал, что такое отцовская ласка. Только дрессировка — как животное в цирке. Малейшая ошибка — удар кнутом. Неверное решение — наказание. Проявление чувств — презрение.

"Страх — единственная валюта, которая никогда не обесценивается," — говорил он. — "Люди должны дрожать от одного твоего взгляда. Только тогда ты сможешь править."

И я стал таким, каким он хотел меня видеть.

Холодным. Расчетливым. Безжалостным. Моё сердце покрылось льдом, как замерзшее озеро — ни одной трещины, ни одной слабости.

А потом появилась она.

Катя. Мой голубоглазый ангел. Такая хрупкая, такая светлая — будто сам Аллах послал мне шанс на спасение.

Помню тот момент, когда в меня стреляли — её руки, уверенно зажимающие мою рану. Её глаза, чистые как весеннее небо. Её голос, в котором не было страха — только забота.

Что-то треснуло тогда внутри. Лед начал таять.

Впервые в жизни я почувствовал... всё. Радость. Нежность. Саму жизнь.

Желание защищать. Страх причинить боль. Она казалась такой хрупкой в моих руках — как фарфоровая статуэтка. Я всегда сдерживался, боясь сломать её своей страстью, своей силой.

Но я не учел, что хрупким может быть тело, но не дух.

Её душа оказалась крепче стали. А моя грубость, моё стремление контролировать всё — вот что её сломало.

Сжимаю сорочку крепче. Нет, я не отпущу её. Не позволю разрушить то, что мы построили. Она моя женщина, моя жена — неважно, что говорят бумаги о разводе. Марьям должна расти рядом с отцом. Это мое право.

Я найду их. Чего бы это ни стоило.

ГЛАВА 20

Три недели. Три бесконечные недели без них.

Смотрю на отчеты частных детективов — каждый день новые "зацепки". Мои люди прочесывают Европу: кто-то видел похожую женщину с ребенком в Германии, другой источник клянется, что они во Франции. Но внутренний голос подсказывает — это ложный след. Моя Катя не пойдет очевидным путем. Может она в Азии? Она всегда говорила, что терпеть не может влажный климат…

Естественно, мои люди уже проверили её родственников в России. Там всё чисто. Я это сделал больше для успокоения. Было бы слишком очевидно вернуться к родным, в Санкт-Петербург. Но всё-равно, надо продолжать наблюдение.

Фамильный особняк давит на меня своими стенами.

Я всех ненавижу. Ненавижу своё положение. Ненавижу себя.

Вчера разнес кабинет в щепки — просто потому, что новая горничная поставила вазу не там, где обычно ставила Катя. Теперь слуги шарахаются от меня как от прокаженного, обходят за три метра.

Правильно делают. Я сам себя боюсь.

— Сын! — голос матери врывается в мои мысли вместе с ароматом её приторных французских духов. Она влетает в кабинет, даже не постучав. — Ты слышал? Ясмину наконец выписали! Бедная девочка так настрадалась из-за твоей сумасшедшей русской!

— Прекрати! — мой кулак впечатывается в стол с такой силой, что дорогое дерево трескается. — Не смей говорить так о Кате! Ты же знаешь, что я её люблю!

— Почему ты её всё еще защищаешь? Она сбежала! Бросила тебя при первой возможности! Неблагодарная! Ну и отлично! Скатертью дорога этой... — она осекается под моим взглядом.

— А Марьям? — внутри всё сжимается от мысли о дочери. Где она сейчас? Скучает ли по мне? Помнит ли наши вечерние сказки?

Мать медлит. В её глазах появляется что-то хищное — тот самый взгляд, который я помню с детства, когда она собиралась сделать особенно больно:

— А ты уверен, что она твоя дочь? Эта русская… Нельзя ей доверять…

Что-то больно кольнуло в груди. Нет. Только не это. Марьям — моя копия, мои глаза, мой характер, даже эта упрямая складочка между бровей, когда она о чем-то сосредоточенно думает …

— Посмотри какая красавица твоя невеста! — мать не унимается. — И не просто красавица — выгодная партия! Покровительство министра для твоих фармакологических проектов, расширение производства, выход на международный уровень... Твой отец бы очень гордился таким результатом!

Отец. Всегда отец. Даже после смерти его тень преследует меня.

— Интеллигентная, образованная, из прекрасной семьи, — продолжает мать. — Она будто создана для тебя! Волшебно красивая и какая фигура шикарная — здоровая, крепкая, нарожает тебе наследников! Не то что твоя худосочная бледная Катя. Не думаю, что она тебе сына может родить. Сколько лет прошло? Пять? И только одна дочь... Если вообще ещё от тебя конечно…

— Я сам решу, кто будет рожать мне детей, — говорю уже с угрозой, жёстко, чтобы она унялась наконец кто глава семьи.

— Но что ты такой упрямый!!! Весь в отца!! — мать качает головой, и я вижу, как в её глазах мелькает страх. Боится. Правильно боится. — Прояви уважение, ты должен выполнить его просьбу. Ты обязан чтить традиции и не нарушать законы. Это дело чести. Чести и благополучия твоей семьи! Самого дорого что у тебя есть! Подумай о своих сестрах — они скоро