Какие планы на Рождество? - Карен Понт
На сей раз название фильма загадывает Донован. Он вытаскивает карту и, присев на корточки, протягивает к листу бумаги руку с карандашом, а Мэдди в это время переворачивает песочные часы.
— Кот? Лошадь? Собака? Корона? Стул? Собака на стуле? Так это стул? Кресло? Трон! Ах, я знаю, — воплю я точно одержимая. — Это король-лев!
— Ах, все-таки догадалась! Больше не путай моего льва с лошадью! Если провалишься еще раз, я усомнюсь в твоих способностях различать животных.
Теперь уже Донован, снова усаживаясь на диван, протягивает мне ладонь, и мы радуемся нашему второму баллу.
А Давид ни слова не выдавил.
Партия продолжается еще около часа — команды показывают рисунок за рисунком, звучит безумный хохот. Мы пытаемся всячески помочь Мэдди, которая безуспешно старается подсказать Людовику название фильма «Основной инстинкт» — она нарисовала женщину без трусиков, сидящую на стуле. Отсутствие нижнего белья должны были символизировать густые леса Амазонки между ног.
Наш последний балл — и мы с их командой на равных, а это значит, что если выиграем еще один раунд, то победим во всей игре. Моя очередь рисовать, и тут мне становится не по себе. Победа зависит только от моих жалких творческих способностей и от неукротимой энергии товарищей по команде — от них требуется угадать, что скрывают эти жуткие каракули. Но если на Донована я могу рассчитывать, то с Давидом все иначе — его, кажется, совсем не волнует, одержит ли победу наше трио.
Трясущимися от напряжения руками я вытаскиваю карту. На ней написано: «Нос течет».
Едва успевают перевернуть песочные часы, как я бросаюсь к бумаге. Донован явно привык к моим карандашным линиям — совсем немного времени ему понадобилось, чтобы угадать, о каком выражении речь, хотя сперва и выдал мне предельно обидное: «Это что, Ниагарский водопад?»
— Ха-а-а-а-а-а-а-а, мы выиграли! Мы выиграли! — кричу я, бросаясь Доновану на шею. — Мы самые лучшие!
— Браво, браво, — поздравляет нас Мэдди, — да ты прекрасно играешь!
Под конец вечера Элен и Валери предлагают попкорн и чай их собственного приготовления с мандаринами и корицей. Отказывается только Давид — он предпочел пойти спать. Но никто и не ожидал, что он обрадуется выигрышу в «Рисовалке»!
Через полчаса, тихонько открывая дверь спальни, я ожидаю увидеть, что он давно спит глубоким сном. Но не тут-то было. Он неподвижно стоит лицом к окну, засунув руки в карманы. Стоит мне только закрыть за собой дверь, как он тут же оборачивается ко мне — лицо напряженное, губы поджаты.
— Он тебе нравится?
— Чего?
— Донован тебе нравится?
— Нравится ли он мне? Не знаю, он симпатичный, я бы даже сказала — красивый мужчина, но на этом все. С чего такой вопрос? Опять хочешь меня разыграть? Ты что, ревнуешь? — спрашиваю я весело.
— Разыграть, говоришь, хочу? Угу, просто мечтаю. Ты проводишь полвечера в объятиях моего брата и думаешь, что я тебя разыгрываю?
— Я, наверное, чего-то не понимаю: мы только что провели приятный вечер с твоей семьей, смеялись и играли, как и хотела твоя мать. Так в чем проблема-то?
— Проблема? Проблема в том, что тебя должны считать моей девушкой! А впечатление такое, что ты вот-вот потрахаешься с моим братом…
— Я не позволю тебе…
— Я тебя не заставлял, — перебивает он. — Это ты угодила в неловкую ситуацию и просила о помощи, умоляла меня, чтобы я дал тебе шанс сделать для меня что-нибудь. И в итоге сейчас именно я выставлен посмешищем перед матерью и сестрой. А Донован… вот уж кто, должно быть, ликует, знаешь, уже в который раз… Помнишь, что сказала мне недавно? «Обещание есть обещание». Если ты привыкла вот так держать свое слово, то дверь вон там. И повторяю: я не нуждаюсь в тебе, это ты просила меня о помощи.
Считая разговор оконченным, он уходит в ванную комнату, запирая дверь с той стороны на два оборота. Меня так изумила его ярость, что мысль пойти за ним или хоть что-то возразить не приходит в голову.
Да что же я, скажите на милость, сделала такого, чтобы прямо сейчас паковать чемоданы и уматывать? К тому же Давид прав — это он нужен мне. Мне нельзя уезжать, мне нужно стереть это проклятое видео.
А раз уж он, кажется, решил лишить меня ванной, то я быстренько раздеваюсь, с той же скоростью влезаю в пижаму, а потом ложусь и выключаю свет, не желая сознаваться себе, что при мысли о неминуемом отъезде в моей душе пробуждается какая-то грустная нотка.
Глава 18
Среди ночи
Прошло всего несколько часов — еще совсем темно, когда я вдруг резко вскакиваю в постели, просыпаясь… от тяжести — нет, не на сердце: немалый вес давит на меня.
Приглядевшись, вижу, что Бумазей — пес, чья кличка ничуть не напоминает о тяжеловесности, — развалился на кровати. А поскольку он немалых габаритов, то половина его лежит на мне. Давид, который, по своему обыкновению, спит глубоким сном, должно быть, не закрыл дверь, и вот животинке несказанно повезло найти себе ложе куда мягче, чем та корзинка, что стоит для него в гостиной. Четвероногие, что ни говори, тоже умеют ценить комфорт.
Я осторожно выбираюсь из-под теплого одеяла, чтобы зайти в ванную и выпить глоток воды. Во рту пересохло как в пустыне — готова дать руку на отсечение, это из-за того, что вчера после ужина я съела полкило попкорна.
Оказавшись перед зеркалом, я невольно вспоминаю упреки Давида и гнев, мелькнувший в его взгляде. Что же случилось между ним и Донованом, чтобы так разозлиться?
Вернувшись в спальню спустя всего каких-то пару минут, я поневоле думаю, до чего же правильна поговорка «попа встала — место потеряла». Теперь Бумазей развалился без всякого стеснения, заняв всю мою половину, и во сне от души похрапывает. Если присмотреться, то его пасть, кажется, даже сложилась в подобие улыбки.
Нет, я просто так не сдамся. Черта с два какой-то собаке удастся лишить меня остатка приятной ночи. Не уверена, что смогу уснуть, но все равно проведу оставшиеся до утра часы под теплым одеялом! Пытаюсь приподнять уголок перины и юркнуть под нее, но этот пес весит, видимо, девятьсот кило. Мягкостью тут не возьмешь, и я пускаю в ход тяжелую артиллерию: изо всех сил пинаю пса, надеясь, что он подвинется ближе к Давиду.