После развода. Не надо слов, не надо паники - Элен Блио
Может быть в этом и смысл? Судьба.
Как там говорят на востоке? Мактуб.
- Мам... ты его любила?
- Любила, да.
- А сейчас... сейчас любишь?
Сейчас всё слишком запутано.
Я не знаю.
Нет. Не люблю, наверное.
Но не потому, что Лёшка плохой, не потому, что недостоин.
Мне не до любви.
Вернее…
Я не могу никого любить, пока не научусь любить себя.
Вот что я поняла.
Когда я вспомню что значит любить саму себя, вот такую себя, с недостатками, с лишним весом, которого, к счастью, всё меньше, с морщинками, с дряблостью шеи, которая тоже, к счастью, не так заметна, с трудным характером, с максимализмом, с моей ироничностью, с возрастом, с болезнью, которая дико пугает — когда я вспомню, что значит любить себя, тогда я, надеюсь, захочу любить кого-то еще.
- Ну, теперь ты рассказывай.
- О чём, мам?
- О Даниэле? Какой красивое имя.
- Да? А мне не нравится. Девчачье.
- А по-моему совсем нет, наоборот такое... французское, что ли? Представляется такой красивый мальчик... утончённый.
- 0, мам! Это вообще не о нём, он... Подожди…
Настя краснеет, достаёт телефон, открывает галерею.
- Только не ругайся!
- Не буду.
- Обещаешь?
- Зуб даю.
- Ма-ам!
- Обещаю.
- Ну... вот…
Она протягивает телефон так, чтобы я видела экран, но в руки не даёт.
Ого... вот это... Даниэль…
- Какой у него рост?
- Метр девяносто.
- И плечи…
- Он занимался плаваньем и борьбой.
- Это видно, это хорошо. Красивый парень.
- Да?
- Да.
Он действительно симпатичный, даже очень. Но... не сладкой такой красотой, на которую падки девочки в юном возрасте. Сейчас девчонки помешаны на корейских дорамах, и корейских группах, в которых поют красивые, сладкие мальчики. Этот совсем не сладкий. Он... мужественный такой. Серьёзный. По-мужски серьёзный.
Они обнимаются. Этот бугай — ну да, он такой, держит мою крошку так, словно она его собственность.
Не знаю, как реагировать. Может, как мать я бы должна возмутиться — что еще за собственнические инстинкты? Но как женщина считываю, что именно это правильное.
У меня такое было с Дорониным. В самом начале.
Он так очерчивал границы. Сразу давая понять всем самцам вокруг — моя. Моя и даже не смотрите в сторону этой девочки!
Это было приятно.
С Алексеем, кстати, я именно такого не чувствовала. Там было по-другому.
Или мне тогда это было не важно.
Не знаю.
- Мам, он мне нравится, но я... я боюсь.
- Чего? Он... он требует от тебя чего-то?
Сразу думаю о том, что моей девочке в семнадцать еще рано.
- Нет. Как раз нет. Он готов подождать и всё такое.
Готов подождать! Бо-ожечки мои!
Мне и смешно и напрягает.
Дочка выросла! Совсем!
Если с взрослением Лизы я смирилась, примерно, с её четырнадцати — она была уже тогда слишком своенравной. Хотя и рассудительной. И вела себя всегда очень грамотно, с мальчиками в том числе. И до сих пор ведёт.
Тут я задумываюсь.
Вспоминаю, как Лиза рассказала мне про свой первый опыт, и я была немного шокирована.
Ей просто хотелось попробовать. То есть не найти любимого человека, которому подарить свою невинность, свой первый раз, чтобы это было по обоюдной любви, чтобы были чувства.
Нет, увы, Лиза просто нашла более-менее интересного молодого человека, который, по её словам, умел это делать.
- Умел делать что, Лиз?
- Ну мам... сексом заниматься. Не новичок, понимаешь? Ну, зачем мне девственник? Какая польза от девственника? Они же ничего не умеют?
Этот разговор у нас состоялся, когда дочь соизволила поделиться. Причём, я поняла, что после самого акта лишения невинности прошло уже достаточно много времени, хорошо, что она была совершеннолетней уже!
Тогда я как раз вспомнила своего Буянова.
Да, он не умел! Но он любил меня. Я вспоминала, как он на меня смотрел. На тело моё... Как боготворил.
Может я, конечно, старая калоша, прошлый век, ничего в жизни не понимаю, ничего о жизни не знаю, но для меня это гораздо важнее каких-то там мифических умений партнёра.
Лиза, кстати, осталась недовольна. Ей не понравилось.
- Ничего особенного.
- Потому что ты ничего не чувствовала.
- Мам, при чём тут чувства? Это просто секс!
Просто секс.
Да уж... Тогда я подумала и сейчас думаю... Где я ошиблась? Где просчиталась?
Я всегда думала, что ошибки наших детей — это наши ошибки.
А может, я не права?
Это ведь её жизнь. И она уже не ребёнок.
И Настя тоже не ребёнок, хотя ей еще нет восемнадцати.
- Так чего ты боишься, Настюш?
- Мам... ну, я же понимаю, что он взрослый парень? И ему... ну, ему уже надо! А я…
Если он не делает этого со мной, значит... Значит делает с кем-то другим?
В её глазах столько неуверенности.
Она боится измены.
- Мам, или... ну если он любит меня, а там...без любви... Может, это не измена?
- А ты сама как думаешь?
- Я... я не знаю. Мне кажется... Я не хочу, чтобы он был с кем-то. Не хочу, чтобы кого-то трогал, целовал, я…
- Подожди, почему ты уверена, что у него есть секс? Просто потому, что он парень?
Знаешь, многие мужчины готовы ждать. Если любят.
- Да?
- Да.
Я говорю уверенно, потому что Буянов ждал. И Слава... Доронин, он тоже когда-то ждал. И любил меня.
Что ж... Соломон говорил — все проходит, пройдет и это.
Надо просто принять эту философию.
Всё пройдёт:
Мы с Настей сидим обнявшись, решили посмотреть «Гарри Поттера». Потом она остаётся у меня на ночь. Сообщает отцу, где она.
Я надеюсь, ему не придёт в голову утром притащиться. Нам везёт.
Настя уезжает. Я остаюсь.
Несколько дней живу одна. В своё удовольствие.
Алексей каждый день присылает подарки. Букеты. Фрукты и ягоды.
Мне приятно.
Я живу какой-то киношной жизнью. Питаюсь в кафе, заказываю на дом. Или просто не готовлю, перекусываю вкусняшками.
Смотрю фильмы, которые давно мечтала посмотреть.
Читаю книги.
Выбралась в театр Вахтангова, благо рядом — перейти Арбат, фактически.
Контрамарку мне достала Ленчик, я сидела как королева в директорской ложе.
Была потрясена актёрскими работами. Настолько тонко, настольно мощно.
Настолько... по-настоящему! Я вообще всегда любила Чехова, но больше рассказы пьесы