После развода. Не надо слов, не надо паники - Элен Блио

Я жива.

Я живу.

Дышу.

Думаю.

Думаю, что мне очень хочется на море... лежать на белоснежном песочке, чтобы водичка омывала пяточки, пальчиками перебирать, любуясь на свой маникюр.

Красный. Огненный.

В палату заходит доктор. Смотрит на капельницу, меняет пакет с препаратом.

Задаёт вопросы.

Деловой, собранный такой, профи.

Он мне нравится.

И бесит.

Зачем вы такой крутой, доктор, а?

- Анна Андреевна, давайте-ка, прекращайте.

- Что? — удивляюсь и не удивляюсь. Недовольство у меня явно на лице написано.

- Костлявой я вас пока точно не отдам. Рановато. И вообще, не портите мне статистику.

- Значит, смерть для вас статистика?

- Нет. Статистика — жизнь, а смерть — неприятность. Досадная. Так что... будем жить?

Киваю — что нам остается?

Он выходит.

Закрываю глаза.

С Буяновым я общалась вчера. Он привёз меня в клинику. Ходил к руководству —это я знаю.

Настя тоже приезжала, до Алексея. Не плакала, держалась. Не сказала никому.

Лиза писала, звонила. Не в курсе, но волнуется.

- Мам, когда ты вернёшься?

Я не сказала — никогда. Просто... отморозилась, как мы говорили раньше. Сказала, что хочу в отпуск. На каникулы. На отдых.

Вернусь как-нибудь.

Потом.

Доронин заблокирован. Пытался связаться с разных номеров.

- Слав, ты вынуждаешь меня поменять телефон? Что тебе надо?

- Поговорить.

- О разводе?

- Нет.

- До свидания, Доронин.

Кстати, дочь Буянова, Анютка, тёзка моя, передала привет. Видео записали. С мыльными пузырями и солнечными зайчиками, которых они вместе ловили.

Пообещала ей, что мы увидимся.

Я тогда была уверена, что нет.

Что ж…

Капельница пуста. Нажимаю вызов сестры.

Она приходит, ловко вытаскивает трубочку из бабочки, увозит стойку, спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь.

Я бы смузи выпила, у меня стоит в холодильнике. Не знаю, можно-ли?

Холодную точно нет. Обещаю, что подожду, пока согреется.

В дверь стучат.

Сначала заходит большой букет роз. Нежно розовых. Пионовидных.

А потом.

- Здравствуйте, Анна, как вы?

- Здравствуйте, Ян Романович.

35.

Мы встретились случайно.

Хотя, кто больше всего любит фразу — случайности не случайны? Ах-ах, именно я.

Я прогуливалась по больничному парку ожидая приёма. Ян Романович Измайлов —это он потом представился полностью — вёз пожилую даму в инвалидном кресле.

Это была его мама.

Оказалось, что она много лет сама проработала в этой больнице, и вот, проходила тут курс реабилитации в своём же родном отделении. Еще выяснилось, что мой лечащий врач — доктор Малинин — её ученик.

- Способный был парень всегда. Такой хваткий, наглый.

- Мама!

- А что? Я люблю наглых. Врач должен быть наглым, иначе Костлявую не победить.

Усмехаюсь.

- Что, детка? Я права?

- Он её тоже так называет.

- Кого?

- Смерть. Костлявая.

- Правильно делает. Только так. Смерти нет, а эта — Костлявая, не стоит уважения.

Интересная позиция. Но я не спорю.

- Анна, удивительная у нас с вами встреча.

Ян Романович передал маму медбрату, а сам вернулся ко мне. Я не то, чтобы слишком хотела пообщаться, но отказываться было как-то глупо что ли.

Что я, боюсь, в самом деле? Нет.

И даже любопытно.

- Значит, вы тут не в качестве посетителя, а как пациентка?

Киваю.

Его мама как-то очень легко вытянула из меня мою историю. Есть люди, которые буквально имеют дар развязывать другим язык.

- Только я попросила бы вас... Не знаю, какие у вас отношения с моим бывшим мужем.

- Бывшим? Вы разве успели развестись?

- Нет. Но он именно бывший.

Я смело смотрела Яну Романовичу в глаза.

- Я вас понял. Могила.

- Что? — вот тут я не поняла.

- Я - могила! То есть — молчу!

Вспоминаю наше детское выражение. Да, кажется, из какого-то фильма старого, то ли «Кортик», то ли «Неуловимые»... А может я ошибаюсь.

Да разве это важно?

- Мне уже пора. Не хочу, чтобы меня искали. Хочется уже закончить с формальностями, и…

- Когда операция?

- Завтра.

- Я могу вас навестить потом?

Я пожала плечами.

Я же не думала, что будет это «потом»?

Измайлов тогда усмехнулся. Видимо понял это.

То, что я не думаю о «потом».

И вот он явился с букетом.

- Не знал, можно ли вам сладости, пока ограничусь цветами.

- Пока?

Мужчина пропускает реплику мимо ушей.

- От мамы вам сердечный привет, сетует, что сама не может навестить.

АХ, да, конечно, он тут только по велению мамы!

«Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены...» - усмехаюсь, вспоминая фразу из Ильфа и Петрова.

- Что?

- Аиде Яновне сердечный привет. Может, я сама смогу навестить её, или встретимся на прогулке.

- Было бы прекрасно. Правда, она тут же примется за сватовство.

- Что? — мой черед вопросы задавать, опешивши.

А Ян чуть наклоняется, пародируя голос и манеру матери.

- Янчик, дорогой, эта Аннушка прекрасная женщина, такая воспитанная, стильная, умная. Не теряй времени даром.

- Ясно, - улыбаюсь. — И Янчик не теряет?

- Янчик вообще не привык терять время.

Смотрит на меня с улыбкой.

А я думаю, что я лежу на больничной койке, бледная, с кругами под глазами, с катетером в руке. С мыслями о том, что хотела совсем другого исхода.

Дура.

Кому бы было от этого легче?

Детям, которых бы оставила?

Мужу, которому бы дала свободу?

ЕГО любовнице, которая получила бы всё и сразу?

Моему любовнику, который... который не знаю, что, не поняла еще. Но точно не гештальт закрывал. Не гештальт.

- Анна, чего бы вам хотелось?

- В смысле? Из еды?

- Нет, вообще. Глобально. Ну, и из еды тоже можно. — его губы улыбаются, глаза тоже пытаются, но им сложнее.

Чего бы мне хотелось?

Задумываюсь.

Философский вопрос.

И как ответить на него…

Океан!

Вот чего бы мне хотелось.

Океан, белый песок, звездное небо.

Но озвучить Яну Романовичу Измайлову океан я, конечно, не могу.

Да и зачем?

В принципе, океан я себе могу позволить.

- Молчите? Стесняетесь признаться?

- Нет, не стесняюсь. Просто не считаю нужным говорить.

- Но желания есть?

Хмыкаю.

- У какой женщины их нет, желаний?

- У той, которая жить не хочет. Но если они есть…

- Вы психолог?

- Несостоявшийся. Как и врач. Мама очень хотела, чтобы я им стал.

-А вы?

- А я хотел денег. На тот момент

когда я