После развода. Верну семью снова (СИ) - Кароль Анита

− Обиделась?

− Нет. Ты всегда прямо в нос бьешь, я привыкла. Приеду, через пару дней. Дома приберусь только, − обещаю бородачу и прощаюсь с ним.

В квартире бардак, Юля моя не особо заботится о жилище. Весь день мою, драю, стираю. Кучу хлама ненужного выкинула. Вечером без сил, падаю в кровать, но звонок в дверь не дает расслабиться. Иду открывать, а у самой мурашки от страха. Вдруг мне конец пришел. Но в глазок вижу Исаева и приободряюсь.

Явился! Сейчас будет прощение вымаливать.

− Привет, − безжизненно бросает мне, переступая порог нашего семейного гнездышка. Бывшего теперь. – Дело есть.

− Проходи, − показываю рукой на раздевалку, но Стас не обращает внимания. Протягивает мне небольшой ключик. – Это ключ от ячейки в банке. От Зои. Нотариус мне отдал, но доступ не дают, только ты сама должна.

− Не надо мне! Я об этой предательнице слышать даже не хочу, не то, чтобы послания от нее получать. И почему тебе ключ отдали, раз он мне предназначается? – встаю в позу, разглядывая хмурый вид бывшего мужа.

− Ключ Зоя велела мне отдать, чтобы я лично тебе передал. Зачем, я не знаю. Я Зойкины указания выполнил, а дальше как хочешь. Спокойной ночи.

Он собирается уходить, так и не сказав ничего? Хватаю за рукав пальто.

− Стой… а как же мы? – голос мой дрогнул, хотя не хотела показать, что волнуюсь.

− А что мы? Я думаю, что нас нет больше, Оль. Да, я хотел тебя вернуть… но ты не изменилась. Как прессовала меня, так и продолжаешь это делать. Командуешь снова, палки мне в колеса ставишь. Ты не соратник, не любящая женщина. Не та, которая всегда рядом и поддерживает. Так что, прости, но я хочу поступать так, как я хочу, а не как ты сказала.

− Даже если тебя убьют? – не выдерживаю. Упертый баран стал. – Или твоих детей? Я бы поддержала тебя, если бы ты просто стал адвокатом, не по уголовным делам…

− Вот. Ты снова давишь и говоришь, что я должен делать. Скажи, почему я тебя поддерживал, когда ты свои эти кафе начинала? Вспомни, сколько мы проблем разгребли. Все эти налеты, комиссии, погромы… я рядом был, утешал и поддерживал. И тогда нас могли убить, и у нас даже охраны не было. Но я ни разу не сказал – бросай дело. Я тебя любил и помогал, видя, что тебе нравится твое дело. Так что, все… извини.

Стас ушел, а я сижу и ничего не понимаю. Смотрю на дверь. Он сравнил простой бизнес с уголовными делами. Попутал мою заботу и страх с давлением на него. Он не поймет, пока не случится чего−то страшное. Ключ еще этот оставил на зеркале.

Хватаю ключ и хочу его выкинуть. Ничего не хочу принимать от Зойки. Но тут понимаю, что сам ключ – это не ее собственность. Убираю его в ящик письменного стола в кабинете Стаса. Здесь все так же, как и раньше. Бумаг на столе нет.

Снова бессонная ночь. Сейчас мне гораздо хуже, чем тогда, когда подала на развод. Хотела наказать его, а наказала себя.

Хотела вернуть семью, а вернула одиночество. Теперь уже навсегда… наверное. Я не смирюсь с его работой, а он ее не бросит. Во вкус вошел. Выбрался из−под моей опеки. Не нужна стала.

Утром взяла ноутбук в кухню, чтобы заказать билет на самолет. Меня мелко трясет, мысль, что пора сходить в аптеку за успокоительным. Включаю телевизор, чтобы отвлечься. Наливаю себе кофе и устраиваюсь за стойкой, ища в ноутбуке сайт с билетами.

«Сегодня, после полуночи был взорван автомобиль, принадлежащий адвокату Исаеву Станиславу Ильичу…» − слышу голос диктора утренних новостей. Упираюсь взглядом в экран, не веря глазам.

Что это? Как…

Глава 35

Голова трещит, пульс стучит в висках. Любое движение причиняет боль. Даже самое легкое. На тумбочке стоит стакан, а рядом две таблетки на листке бумаги и слово – выпей. Дельный совет, пить хочется ужасно. А таблетки наверняка избавят от головной боли.

Как я дома оказалась? Я была в баре, мне там встречу назначил Дмитрий, компаньон Стаса. Он принес деньги и какие−то бумаги. Он ушел потом, а я решила еще посидеть, мне очень музыка понравилась. Бармен предложил фруктовый коктейль.

Я решила, что витамины мне не помешают.

− Мне безалкогольный, я за рулем.

После этой фразы ничего не помню. То есть, размытые воспоминания колют мозг, ослепляют, как вспышки. Не помню, как попала домой.

Приподнимаю простыню. Не помню, как сняла одежду. Обычно я сплю в шелковой сорочке. Люблю шелк, если речь о нижнем белье. Прохлада его успокаивает. Вода прохладная тоже успокаивает. И бодрит.

Кофе… я хочу кофе. Почему в моей одинокой квартире пахнет кофе с корицей?

Заворачиваюсь в шелковую простыню цвета кофе со сливками, подбираю край, чтобы не споткнуться. Мне до чертиков интересно, кто хозяйничает в моей кухне. Это не может быть моя дочь, мы не разговариваем со дня похорон. Дочь обвинила меня в смерти ее отца.

Я и сама себя обвинила. Можно было бы – приговорила бы себя к расстрелу. Одно слово, в тот последний вечер, и Стас остался бы жив. Одно слово.

Останься…

Но я же гордая. А теперь будто крылья подрезали. Я не умею жить без него… я разучилась дышать без него… я не могу смотреть в глаза его сыну. Я ненавижу васильки. Они его глаза напоминают.

В кухне что−то громко роняют и я подпрыгиваю от неожиданности. Может вор забрался? Нет, вор не будет варить кофе и материться негромко. И не мама, она не кофеман, и не умеет говорить мужским басом.

Пробегаю несколько оставшихся шагов и застываю на пороге кухни. Меньше всего я ожидала увидеть Сергея, колдующего у плиты. Откуда он здесь? Вопросов все больше. Меня начинает мутить от того, что не могу поймать ускользающие обрывки памяти.

Как же плохо тем, у кого амнезия. Но еще неделю назад я хотела потерять память. Слишком все было тяжело перенести. Помню, тогда появилось странное чувство. Я смотрела на неживое лицо бывшего мужа и мне хотелось потормошить его, отхлестать по щекам. Обвинить в том, что бросил. Не только меня бросил. Маленький сын так и не понял, куда пропал папа.

Хотелось приказать ему встать. Заставить. Мне так плохо, дочь чуть не в обмороке, визжит, повиснув у кого−то на руках. Мама причитает, уткнувшись в грудь Руслана Нечаева. А он лежит.

Будто спит. Огонь его не тронул, пуля настигла его раньше, чем взрыв. Кто−то оттащил тело от машины, пытался реанимировать, как сказал судмедэксперт.

Я стояла, словно замороженная. Юля в какой−то момент перестала рыдать, кинулась ко мне, хлестко ударила по моим щекам, крича, что я бессовестная, даже слезинку жаль из себя выдавить. Кричала еще что−то, но помню только – «это ты виновата, ты убила папу».

Потом Сергей с Русланом оттащили ее. А я так и стояла, радуясь той боли, которая полыхает на щеках. Вот тогда я впервые увидела Сережу рядом. После поминок он уехал. Я прогнала его. Не выдержу его грубых шуток. Не до того мне.

И вот, спустя неделю он варит кофе в моей кухне. Так странно.

Глубоко вздыхаю, поперхнувшись воздухом. Бородач оборачивается на шум и чуть улыбается. Подхватывает сковороду с яичницей, ставит ее на стол. Разливает кофе из турки. Отодвигает стул для меня.

− Падай.

Я стою, не зная, что с ним делать. Прогнать снова? Или пусть поест сначала. А то неудобно как−то…

− Ну чего ты зенки пялишь? Вилку в руки и …

− Я не голодна. Ты когда приехал? – присаживаюсь на самый край стула, придвигая к себе ароматный кофе. – Как ты в мою квартиру попал? Я тебя сама впустила?

− Память отшибло? – перестает жевать друг и так странно смотрит на меня. Будто с жалостью. Что−то вроде нежности мелькает в его выразительных глазах, взгляд блуждает по моим обнаженным плечам. – Я не уезжал. С похорон здесь. Вчера вечером заехал к тебе попрощаться, но дома не нашел. Позвонил тебе, какой−то мужик сказал, что ты в баре, отрываешься. Когда я приехал, ты дралась с охраной, доказывая, что не пьяна. Ну, я тебя домой и привез. И не ушел, вдруг бы тебе снова поплохело.

− Я не пила… только фруктовый коктейль, безалкогольный, − я не понимаю ничего, только чувствую необходимость срочно одеться в нормальную одежду. Меня смущают огоньки в серых глазах. – А кто меня раздел?