Взгляд из прошлого (СИ) - Галина Кор
— Нет, у меня было указание доставить тебя на учебу. Все равно Камиль в Цюрихе застрял, а твоих родственников замело в поселке…
— По весне откопают, как подснежники… — Поворачиваюсь и собираюсь выйти из кухни, а в спину мне летит вопрос.
— А ты знаешь, кого называют подснежниками? — Что же такое могло произойти, что Алиса так люто ненавидит свою родню?
— Знаю…, - все вышла и ушла. Не надо за него цепляться. Глеб не тот, кем я его помню. Это все детские фантазии. Я помню в каком образе он появился в нашем доме, так что он не простой и добрый парень, а продуманный тип со своими целями и задачами.
Зашла в комнату, разделась и пошла в душ. Надо застирать пятно на свитере от коктейля, а то и правда запашок как от алкоголички со стажем. Пока возилась в ванной не слышала, что в комнату заходил Глеб, но он явно был, так как на кровати лежит черная футболка. Натягиваю ее и ныряю по одеяло. Проваливаюсь в сон мгновенно. И самое чудесное и невероятное, что мне не снятся призраки прошлого…
Убираю со стола. Навожу порядок в кухне, выключаю свет и иду в свою спальню. Слышу шум воды, который доносится из комнаты Алисы. Надо бы дать ей во что переодеться. Беру чистую футболку и несу ей в комнату.
Вернулся в свою спальню, лег в кровать и провалился в свои, ставшие уже нормой, ночные сны.
Учения. Мы чумазые, перемазанные грязью, голодные, уже третью неделю проходим спецподготовку всем военным составом. Вернувшись из армии, я восстановился в Московском пограничном институте ФСБ и вот уже на пятом курсе нас отправили на учения. Как назло хорошая погода сменилась дождем, и мы мокрые, грязные, измученные пытаемся довести поставленную задачу до логического конца.
Мне легче, чем остальным. Как говорят: «Кто служил в армии, в цирке не смеется», а я, в свои двадцать три, успел и отслужить и побывать в плену… Самое обидное, что срок моей срочной службы подходил к концу, еще каких-то пару недель и я был бы дома, но судьба посчитала, что мне надо преподать урок… Жестокий, безжалостный и такой бесчеловечный… Я видел смерть друзей, людей, с которыми делил кусок хлеба, просто неизвестных мне женщин и детей… Война стерла границы дозволенного, но не стерла их лица из моей памяти.
Мы едем на бронетранспортере по улицам разрушенного города. Вокруг одни руины — дома, магазины; части сгоревших машин, разорванные в клочья танки, запчасти которых разбросаны на десятки метров, даже обгоревшие тела солдат, которые не успели вылезти из горящей техники. Взрыв, наш бронетранспортер подлетает и мы, сидящие на нем, разлетаемся как тряпичные куклы в разные стороны… Звон в ушах, открываю и закрываю глаза…, надо мной склоняет голову боевик и что-то говорит, закрываю глаза — все темнота засосала меня…
Просыпаюсь, за окном уже светло. Глянул на часы, восемь утра.
Лежу и думаю, почему мой мозг опять достает эти события из старых ящиков памяти… Я давно стер их, забыл, отбросил как ненужный балласт. Почему они, почти через двадцать лет всплывают во снах и так сумбурно, рваными кусками, без определенной последовательности? Что я должен вспомнить? Или это какой-то новый способ саморазрушения? Довести себя до психушки и встретить старость в комнате с желтыми стенами?
Шлепаю босыми ногами по полу и иду в ванную комнату. Глянул в зеркало. В отражении вижу довольно-таки не старого мужчину, как говорил Карлсон, в самом расцвете сил, мне только сорок три, а глаза…, глаза девяностолетнего старика, который прожил жизнь… Что со мной не так? В какой момент я превратился в одиночку? Вот сейчас стою и думаю: «Хотел ли я когда-нибудь семью, детей, большой дом с зеленой лужайкой»? Не помню… Зато, сука, помню морду боевика, который склонился надо мной. Кинул в зеркало полотенце и пошел на кухню. Надо выпить кофе…
Открываю дверь и застываю на пороге, как статуя…
Алиса в моей футболке, в ушах наушники, она что-то готовит и при этом пританцовывает… Поджал губы и, что? Пытаюсь дать оценку, нравится ли мне то, что женщина хозяйничает на моей кухне?
Конечно, у меня были женщин — разные, много, и никто не задерживался в моей жизни на столько, чтобы готовить мне завтраки, обеды, а тем более ужины на постоянной основе. Они приходили, уходили, кто-то оставлял след в моей душе, кто-то закрывал дверь и исчезал, что из жизни, что из памяти — навсегда.
Делаю пару шагов и заглядываю через плечо Алисы. Она напекла стопку блинов, а теперь мешает творог для начинки. Тяну один блин, за что получаю легкий шлепок по руке.
— Эй, — говорю ей, — не жадничай…
— Садись за стол, сейчас все поставлю и ешь на здоровье, — вынимаю наушники, подталкиваю Глеба к столу. — Какой кофе будешь?
— Американо, — отвечаю Алисе, усаживаясь на стул. Она быстро передвигается по кухне, такое чувство, что живет здесь длительное время. — И часто ты хозяйничаешь на чужих кухнях? — На секунду она подвисает и закусывает губу.
— Прости, если влезла не на свою территорию, — как объяснить человеку то, что жить мне осталось не так уж и долго…, я давно перестала обращать внимание на то, как это выглядит со стороны, удобно это или неприлично. Я делаю так, как делаю. Ставлю все на стол и сажусь напротив него. — У меня не так много времени…, - осекаюсь, нет не надо ему рассказывать, это лишнее. Никому нельзя верить.
— У тебя вся жизнь впереди, — усмехаюсь и смотрю на нее, а Алисе что-то невесело. Бля…, да что я не знаю? Такое чувство, что что-то важное прямо под носом, а я слеп…
— Ты реально ничего не понимаешь? И за что тебя в органах держат?
— Что? — вообще-то, я агент под прикрытием уже, пам-пам, подбиваю годы в голове, да блин, больше десяти лет, а тут меня рассекретила девчонка, которую я вижу третий, ладно, будем сегодняшний день считать новым днем, четвертый раз в жизни. Я просто охуел, простите мне мой военный сленг… — С чего ты взяла, что я служу где-либо? Да, я военный, но отставной.
На
