Остров (не) везения - Галина Кор

— Лови его, Кирилл! — кричит мне Кира.

— Твою мать, Кира! — срываюсь с места и бегу.

Он хоть и большой, но прыткий. Нагоняю его у черного выхода. Хватаю за плечо и мне с разворота прилетает в скулу. Отступаю и бью в ответ. Валю его и пытаюсь заломить руки за спину. Но где там…, брыкается боров. Тут подлетают какие-то люди, помогают упаковывать товарища.

Поднимаюсь на ноги. Один из толпы показывает удостоверение сотрудника Интерпола. Я опиздошен. Я понимаю, что за моей спиной Кира организовала целую операцию. Отдохнул и встретил Новый Год называется…

Толпа быстро рассасывается. И тут в углу я вижу переминающуюся с ноги на ногу Киру, она открывает рот, чтобы что-то сказать.

— Потом, все потом, мне надо выпить.

Идем в зал. Успеваем как раз за пару минут до наступления Нового года. Я с синяком на скуле и со сбитыми костяшками на руках — красавец, и рядом светящаяся Кира. Вот уж, Богиня Правосудия, мать ее ети… и рюмочку в себя, оп… ля. Хорошо пошла… Надо повторить.

Ладно, пусть так, радостная Кира важнее… Делаю вывод после третьей рюмки. Все остальное до свадьбы заживет…

Глава 51

Семь месяцев спустя. Кира

Я — неудачница. Я — лузер. Круглый ноль. Лежу в кровати, и одинокая скупая бабская слеза катится по щеке.

Замоталась в одеяло как гусеница и надеюсь на невероятное превращение в бабочку. Но почему-то четко понимаю, что чудо не случится.

И погода эта еще, зараза, нагоняет тоску. На дворе лето, а июль решил замаскироваться под октябрь… На улице льет проливной дождь, и температура не радует своим плюсом. Холодно, сыро, мерзко и противно. Только и того, что листья не желто-красные и под ногами не разноцветная полугнилая жижа. Серые свинцовые тучи заволокли небо и не видать просвета. Хоть бы лучик солнца пробился, но нет, этому не бывать. Порывистый ветер бросает крупные капли дождя, и они с грохотом бьются о стекло и подоконник. Какая мерзопакостная погода…

А вот температура моего тела, наоборот, стабильна и радует своими показателями, достигая уровня среднестатистической температуры Эфиопии. Да-да, 40 градусов. И хренушки ты ее собьешь.

Как так-то? Задаюсь я уже который раз больным для меня вопросом. Столько трудов, усилий, работы над собой, а в самый ответственный момент организм сыграл со мной такую злую шутку. Я заболела. И накрылись медным тазом мои Олимпийские игры, а с ними и мечты о медалях, званиях, заслугах. Конечно, многие скажут, что здоровье важнее, что все это приходящее-уходящее…, и они правы. Но, когда ты шел к цели, а главное, к результату не один год, то очень уж жаль становится себя. Скольким пришлось пожертвовать, чтобы добиться того, что я имею. А Олимпиада была последним и важным рубежом, который я профукала. Не осилила. Сдалась.

Поэтому чувствую я себя отвратно, как снаружи, так и внутри. А еще мне одиноко. Очень. Лежу здесь одна, позабыта и позаброшена, и никому нет до меня дела.

Обида душит, не дает сделать полноценный спасительный вздох полной грудью.

Хлопнула входная дверь. Зарываюсь в одеяло поглубже, только нос сопливый торчит и глаза.

— Кира, ты не спишь?

— Нет, — говорю дрожащим голосом и хлюпаю носом.

— Ты что там плакать опять надумала?

— Уууу…, - завыла маленькая девочка Кира.

Кирилл садится рядом на кровать и принимается распаковывать меня.

— Нет, не вылезу, — наверное, когда рыдаешь и пытаешься что-то сказать, то слова не очень-то и выговариваешь…, а еще сопли текут из носа и слюни пузырятся.

— Что ты там бурчишь? Вылезай. — Переспрашивает Кирилл, дергает пыхтя за одеяло.

А я как сошла с ума. Его действия вызываю во мне новый прилив сил и невероятное желания порыдать. Вот дура, да?

— Отстань, — рычу на него.

— Кира, что случилось за эти пятнадцать минут, пока я ходил в аптеку?

Как он не понимает? И как мне ему объяснить, что меня беспокоит? Если я и сама не могу дать четкого ответа на этот вопрос.

— Я — неудачница! — выкрикиваю из своего укрытия первое, что приходит в мою пораженную обидой и болезнью голову.

— Кто тебе сказал? — изумленно спрашивает Кир.

— Я сама знаю…

— Это все из-за поездки?

— Даааа…

— Кира, так бывает, люди болеют. И ты тоже не робот, а человек. — Последние слова он говорит по слогам, так как выковырять меня из кокона тот еще труд.

— Но почему я? Почему не эта дылда Скворцова, или не кривоногая Охрименко, а я? — нет, я не завистливая и не злая… Это все по причине высокой температуры. Гадости и пакости внутри меня закипают под ее действием, и прут в разны щели, как дрожжевое тесто из-под крышки кастрюли. Пока добрались только до рта…

Тут Кирилл добирается до моей горячей тушки.

— Ты температуру меряла? Ты вся горишь!

— А толку-то ее мерять! — возмущаюсь в ответ. — Она не сбиваемая! Я ее и панадолом, я ее и ибупрофеном, а она стоит на месте! И за то время, пока тебя не было, даже ни на градус не понизилась.

— Блин, ты для начала, вылези из своего кокона! Дай я тебя оботру что ли, а потом укол сделаю.

— Ты умеешь?

— Научусь, — отвечает Кирилл.

— У меня что, жопа казенная, чтобы на ней тренироваться? — возмущаюсь из последних сил.

— Да умею я, умею, — цокая отвечает он.

Раскрутил-таки меня. Выдернул одеяло и откинул в сторону. Поднялся и пошел в сторону кухни. Через минуту пришел с миской, которая воняла уксусом.

— Фу…, ты что, собрался меня мариновать? Новый рецепт? Кира-барбекю?

— Что в тебе есть-то? Одни кости, — бурчит под нос. Ставит миску, опускает туда маленькое полотенце, выкручивает и поворачивается в мою сторону, — футболку-то сними…

— А трусы снимать?

— Угу, и носки с Санта Клаусом… Кира, ты даже больная не изменяешь себе, болтаешь и припираешься как… как…

— Кто?

— Да ну тебя…

Обтерев мои ноги и руки, Кирилл бросил полотенце в тазик и полез в пакет, который принес из аптеки.

— А мне точно можно колоть эти препараты?

— Теперь-то какая разница? Теперь тебе все можно…

— Это да…, - тяжело вздыхаю, и поворачиваю свою пятую точку для укола.

Кирилл что-то долго рассматривает мой зад, потом мажет спиртовой салфеткой и втыкает иглу.

— Ой…

— Не ври… Не больно же?

— Да вроде жива. Кровищи много? — пытаюсь выгнуться и посмотреть на свой