Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

Его слова — как выстрел в кровь, я выгибаюсь под ним, чувствуя, как всё тело наливается жаром. Он отпускает мои руки, стягивает с себя остатки одежды, и я вижу его — твёрдого, готового, с кожей, что блестит от пота в полумраке. Его пальцы скользят по моим бёдрам, раздвигают их, и я задыхаюсь, когда он касается меня там — сначала легко, дразняще, а потом настойчивее, пока я не начинаю дрожать под ним. Моя спина выгибается, ноги цепляются за его бёдра, и я шепчу его имя.

Он входит в меня — медленно, растягивая момент, и я чувствую каждый сантиметр его члена, каждый толчок, что заполняет меня до предела. Его руки сжимают мои бёдра, пальцы впиваются в кожу, оставляя красные следы, и я цепляюсь за его плечи, ногти царапают его спину.

Тема рычит, низко, по-звериному, и начинает двигаться — сначала плавно, глубоко, с оттяжкой, желая довести меня до оргазма за минуты, зная, как и что я люблю. А потом быстрее, резче, с такой силой, что кровать скрипит под нами, а простыни сбиваются в ком. Мои бёдра дрожат, внутри всё пульсирует, и я чувствую, как пот стекает по моей шее, как его пот каплями падают с его висков на мою грудь.

— Люблю тебя, Анька, — хрипит он срывающемся голосом, — Ты моя, была, есть, и всегда будешь.

Его слова впиваются в меня, как крючки, и я теряюсь в нём — в его запахе, в его жаре, в его толчках, что выбивают из меня воздух.

Он целует меня в шею, кусает кожу чуть ниже уха, и я задыхаюсь, когда волна накрывает — жаркая, слепящая, от кончиков пальцев до макушки. Мышцы сжимаются вокруг члена, я кричу, цепляясь за мужа, как за спасение, и он следует за мной — напрягается, рычит мне в шею, его тело дрожит, когда он кончает, заполняя меня собой. Его пот смешивается с моим, его грудь тяжело вздымается, и мы замираем, сплетённые, мокрые, живые.

Тема отстраняется чуть, смотрит на меня — серые глаза помутнели от удовольствия, но в них столько тепла, столько любви, что у меня перехватывает дыхание. Он целует меня в уголок губ, мягко, почти благоговейно, потом ложится рядом, притягивает к себе. Я кладу голову ему на грудь, слушаю, как его сердце колотится — быстро, сильно, в такт с моим.

Его кожа горячая, липкая, пахнет им самим — мускусом, солью, мной. Он гладит мои волосы, спутанные и влажные, и шепчет, уже тише, но так, что каждое слово врезается в меня:

— Ты моё всё, Анька. Без тебя я никто. Люблю тебя, слышишь?

Я улыбаюсь, прижимаюсь к нему ближе, чувствуя, как браслет холодит запястье, а его руки греют меня, как печка.

Тревога, сомнения — всё тонет в его голосе, в его близости.

Мой Громов — страстный, настоящий, тот, кто был моим первым и остался моим единственным.

Я засыпаю, счастливая, утыкаюсь носом в его шею, вдыхаю его, и думаю, что всё хорошо. Всё, как раньше.

Глава 6 АРТЁМ

Утро врывается в башку серым светом и запахом секса, что ещё висит в воздухе с ночи. Я просыпаюсь раньше Ани, лежу минуту, глядя на неё — она спит, уткнувшись носом в подушку, светлые волосы разметались по простыням, браслет на запястье блестит, как напоминание.

Грудь сжимается от чего-то тёплого, но тяжёлого.

Этот червь в груди — Катя, её взгляд, её туфля под столом — грыз меня, пока я не решил его задавить. И я задавил его… Анной. Вином, браслетом, её телом подо мной. Я хотел её до чёрта, хотел выжечь всё, что лезет из прошлого, и доказать себе, что она — моя жизнь, а не та сука, что много лет назад вырвала мне сердце.

Вчера я брал Аню, как в последний раз. Помню, как её кожа горела под моими руками, как она выгибалась, когда я вошёл в неё — тугая, мокрая, моя. Её стоны — тихие, хриплые — били мне в мозг, а её ногти царапали спину, оставляя следы, которые до сих пор саднят.

Я шептал ей, что люблю, что она моя, и это было правдой — грубой, живой, вырванной из нутра. Я хотел, чтобы она это почувствовала, чтобы знала: что бы ни творилось у меня внутри, она — моя. И когда она кончила, задыхаясь подо мной, а я следом, рыча ей в шею, я понял, что это был мой способ сказать: «Прости, Ань, я в дерьме...».

Встаю тихо, чтоб не разбудить её. Душ — горячий, быстрый, смывает остатки сна и её близости, но не мысли. Натягиваю костюм — тёмный, строгий, тот, что Аня всегда называет «боссовским», — и иду на кухню.

Оставляю записку: «Ань, уехал на работу, увидимся вечером». Хочу добавить «люблю», но рука дрогнула — пальцы застыли над ручкой, будто правда жжёт, — и я просто ставлю точку.

Я сажусь в машину — не свою, а эту чёртову «Бентли» с водителем. Сегодня нужен статус, а не скорость. Еду в офис, Москва за окном ползёт в пробках, и я смотрю на Садовое, где машины стоят, как стадо баранов. Время поджимает, нервы натянуты, как струны.

— Толь, ну там как-то порезвее можно? Мне опаздывать никак нельзя, — бросаю я раздражённо, отрываясь от договора на планшете и косясь на затор впереди.

— Артём Сергеевич, пять минут — и на месте, — бодро отзывается водитель, лавируя между машинами, как будто это его личный квест.

Я бы сам сел за руль. Мой «Мерс» рвёт асфальт, а эта «Бентли» тащится, как черепаха, но сегодня не до того. Встреча с Беловым — старик выдохся, хочет слить фирму, а я хочу её проглотить. Это мой шанс укрепить позиции, вцепиться в рынок покрепче. Дедлайн жмёт со всех сторон — со сранья на ногах. После Белова ещё собрание с замами, а дома ждёт Аня. Хочу её в ресторан сводить на ужин, пока Максим у родителей гостит. Надо всё успеть, и чтоб она не поняла, что у меня в башке творится.

Я вру ей. Себе. «Работа», «задержался», «встреча». Ничего не сделал, а в мыслях другая...

Так погружаюсь в себя, что в итоге не замечаю, как подъезжаем к стеклянной башне бизнес-центра. Поправляю пальто, захожу внутрь. Лифт тащит меня наверх, я стискиваю кулаки. Пару подписей Белова — и всё, пошлю