Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

Захожу в переговорную — и стопорюсь.

Где, мать его, Белов? Старик должен быть тут, подписывать бумаги, а не разводить меня, как пацана.

Я бросаю взгляд на часы — стрелки ползут к десяти, время жмёт, и раздражение уже кипит в груди. Но вместо Белова у окна стоит она.

Катя. Чёрное платье обтягивает её, как вторая кожа, подчёркивая каждый изгиб, каштановые волосы струятся по плечам, ловят свет и отбрасывают его мягкими волнами. Я замираю, дыхание сбивается, как будто меня ударили под дых.

— Артём? — её голос звучит спокойно, с чуть заметной хрипотцой, что цепляет что-то внутри, сжимает до боли. — Не думала, что ты лично будешь вести сделку.

Я смотрю на неё, не отрываясь, вспоминая нашу последнюю встречу. Ту самую много лет назад, когда она ушла, не оглядываясь. Стискиваю челюсть, прогоняю эти картинки, но они лезет, как назойливые мухи.

— Екатерина Андреевна, — сухо произношу я, пытаясь сохранить нейтральность. — Значит, теперь ты за Виктора Антоновича?

Она пожимает плечами, плавно, будто танцуя, садится напротив меня за стол. Её движения — как всегда, выверенные, манящие, и я ловлю себя на том, что слежу за ними слишком долго.

— Он с инфарктом в больнице, — говорит она, голос ровный, почти равнодушный. — А ты, смотрю, сразу в карьер? Ничего не спросишь, не поинтересуешься. Как чужие, ей-богу.

Катя прикусывает губу — лёгкий, кокетливый жест, и я чувствую, как кровь стучит в висках. А где же безутешный плач жены по мужу, что на грани смерти в больнице? Где эта чёртова скорбь? Вместо этого — игра, этот её взгляд, что тянет за собой в бездну.

Еще и её парфюм резко бьёт в нос. Тяжелый люкс с пудровым шлейфом. Совсем не такой, как у Анны. От жены всегда пахнет теплом и домом. От Кати — искушением и бедой.

“Я люблю Анну. Люблю своего сына.” — твержу про себя.

Но память — сука, она не слушается. Накрывает волной: её кожа под моими руками, её смех, что звенел в ушах, ночи, когда мы сгорали друг в друге, думая, что весь мир наш.

Она крутит на руке «ролексы» — мой подарок для Белова, просто бизнес-ход, не сводя с меня своих карих глаз. Понимаю, о чём думает, но уже поздно. Фирма Белова, сука, как кость в горле.

— Это бизнес, — рублю я резко, скрывая раздражение, что уже лезет наружу. — Ничего личного.

— Бизнес? — она усмехается, бросает взгляд на своё запястье, пальцы скользят по металлу часов. — Тогда почему такой личный подарок, Артём? Часы — слишком интимная вещь для деловых партнёров.

Она играет со мной. Я не знал, что встречусь именно с ней. Хотел лишь завоевать лояльность компании. Но Катя не приходит просто так — она всегда знает, что делает.

— Мужские, — рублю я, но в голове уже картинки — она подо мной, прямо тут, на столе.

Катя встаёт, проходит мимо, её бедро едва задевает моё плечо — лёгкое, почти случайное касание, но я чувствую его, как удар током. Её духи вонзаются в сознание, оседают на моей одежде, проникают в кожу. Я чувствую их даже после того, как она садится обратно, и внутри всё сжимается. Этот запах и так преследует меня, а теперь, чёрт побери, он будет ещё и на мне. Аня его заметит. Она учуяла его ещё после первой встречи с Катей в ресторане. Теперь и у меня нет шансов не замечать его.

— А ты помнишь наш первый раз? — Катя смотрит мне в глаза, голос низкий, вкрадчивый.

Сука…

Глава 7

Помню ли я? Чёрт, да я до сих пор могу наощупь вспомнить её — как её тело дрожало, изгибалось подо мной, словно я был единственным мужчиной на земле, способным подарить ей это. Как её ногти впивались в спину, срывая моё дыхание, заставляя стонать от боли, смешанной с наслаждением. Как её запах — пьянящий, сладкий и до тошноты знакомый — проникал под кожу, оставаясь со мной даже спустя столько лет. И сейчас она снова здесь, стоит напротив и смотрит так, будто я всё ещё тот молодой дурак, который потерял голову, когда она выбрала бабло вместо меня.

— Не о том речь, — рычу я, голос низкий, глухой, в нём ярость и боль, которую я тщетно пытаюсь скрыть. — Где бумаги, Катя? Давай по делу, мать твою.

Она насмешливо улыбается, откидывается на стул, и ткань платья туго обтягивает её грудь — я вижу, как она дышит, медленно, демонстративно, заставляя меня цепенеть, чувствовать себя животным. Пульс начинает стучать в висках, сердце бешено колотится, а в брюках становится невыносимо тесно. Я ненавижу себя за эту слабость, за то, что она так легко снова берёт надо мной верх.

Катя поднимается плавно, почти лениво, направляется к столу. Я слежу за ней, не в силах отвернуться, замечая, как платье поднимается выше, оголяя длинные, гладкие бедра, вызывая мучительное желание схватить её прямо здесь и сейчас, разложить на этом чёртовом столе.

Её пальцы с ярко-красным маникюром медленно скользят по поверхности столешницы, едва не касаясь моей руки, словно специально провоцируя, играя со мной.

— Вот, — шепчет она, почти мурлычет, бросая папку передо мной. — Всё, что тебе нужно. Хотя... разве дела не могут подождать?

Её голос мягкий, и я ловлю себя на том, что смотрю на её губы — полные, чуть влажные, — и в башке уже картинка: она на коленях, эти губы приоткрыты, а я наматываю ее волосы на кулак и вдалбливаюсь в...

Я сжимаю челюсть, прогоняю это, но тело не слушает — жар растекается по венам, штаны давят, и я знаю, что она видит это в моих глазах. Катя наклоняется ближе, её дыхание обжигает шею, смешиваясь с её запахом, и внутри всё сжимается до болезненной дрожи, животный инстинкт рвётся наружу, стирая всякую мысль, кроме одного — взять её, прямо сейчас.

Это не любовь, не тоска — это похоть, чистая, животная, и она меня бесит. Потому что в сердце — Аня. Вчера я любил её, выкладывался до хрипа, чтобы выжечь эту муть из башки. Думал, что справился, но сейчас