Рыжая на его голову - Лилия Сурина

Сердце недобро сжимается, когда доходит, что и Шмелев здесь тренируется. Упаси меня Господи с ним встретиться. Но даже догадавшись об этом не собираюсь бросать только что приобретенную работу. Все же лучше, чем сидеть дома, маясь от безделья.

Пока Оксана заполняет документы, разглядываю кабинет тренера. Много детских фотографий, групповых и по одному ребенку, с тренером и без, на льду и просто так, у здания дворца. Обилие комнатных цветов делают кабинет уютнее, но меня манит стеклянный шкаф с трофеями, подхожу ближе и разглядываю кубки, а также хоккейные шайбы с подписями хоккеистов.

В глаза бросается имя и фамилия на шайбе — Глеб Шмелев. Пораженная застываю у шкафа, не слыша, что меня зовет тренер.

— Знаешь его? — вдруг раздается у самого уха, даже подпрыгиваю.

— Да… сталкивались… то есть, учимся в одном классе.

— Классный, да? Красивый и вообще, еще чуть повзрослеет и немало женских сердец разобьет. Но не у нас уже.

— А где? — задаю вопрос, раздумывая о том, красив ли Страйкер. Вполне, может быть.

— Уедет скоро, ему уже контракт предлагали, агент из МХЛ приезжал по его душу. Он же у нас самородок, леворукий. Таких днем с огнем не сыщешь, как говорит тренер торнадовцев.

Ну и хорошо, что уедет, одним нахалом меньше будет. В памяти всплывает его лицо, симпатичный. Глаза его нравятся, как ясное летнее небо, до синевы почти. И уши забавные, будто их ему надрали, торчат немного, но не портят лица. Ямочки, когда улыбается. Да ну тебя, сгинь Страйкер…

— Вот смотри, когда у нас выступление и много зрителей, то на лед выходит команда подбирашек, один взрослый… ну вот ты, например, в наряде Белоснежки и семеро пацанчиков, мы их в гномов наряжаем. Прикольно смотрится такая команда, болельщикам нравится.

— А если матч хоккейный, кто кепки подбирает? Тоже гномики? — смеюсь, представляя картину, как маленькие фигуристы, которые толком и кататься не умеют, собирают презенты со льда.

— Нет, тогда мы девчонок выпускаем на лед, но тут ты и одна справишься, снимают шляпы у нас редко перед хоккеистами. Да, собирать помпоны за чиками тоже ты будешь, если раскидают, а также и вещи с защитки тоже.

О да, это самое сложное. Не люблю доставать вещи с защитного стекла, там высота почти три метра, приходится притаскивать лестницу, если какой болельщик в порыве забросит на самый верх свою куртку или шарф, что чаще всего происходит.

— Ну все вроде, если парни кровушку пускают при столкновении, то уборкой баба Рая занимается. Пойдем сейчас, покажу тебе раздевалку и твой шкафчик с костюмами, подберем тебе коньки заодно, и ботинки. Какой у тебя размер ноги?

— Тридцать шестой, если по-русски.

— А по какому еще? — удивленно спрашивает девушка, выходя из кабинета.

— Ну… у нас в Италии размер отличается. Там у меня тридцать восьмой.

— Ого! У вас в Италии?

— Да, я оттуда приехала недавно.

— А я думаю, что у тебя за акцент, лёгонький такой, странный.

— Я спросить хочу, можно мне просто кататься? Или нужно абонемент купить? Я просто очень люблю коньки, — интересуюсь, боясь, что не разрешат.

— Да можно, почему нет… только куртку принеси, прохладно. Ты потом и так накатаешься, пока соберешь все, что накидают, смеется Оксана, толкая другую дверь, теперь в раздевалку, где стоит детский гвалт. — А вот и наша малышня, через полчаса тренировка на малой площадке, можешь с ними пока покататься. Потом скажу тебе, когда торнадовцы тренировку закончат, нужно будет убрать за ними.

Девушка идет вглубь раздевалки, я за ней, там оказывается мой личный кабинет, за полупрозрачной дверью. Совсем маленький, но уютный. Лавка, шкафчик и маленький столик, на нем электрический чайник стоит.

— Ну вот, обустраивайся. Пойду тебе коньки подберу и ботинки на специальной подошве, которые не скользят на льду. Не переживай Даня, у нас тут все ребята хорошие, не успеешь оглянуться, как обзаведешься кучей друзей, — подбадривает меня новая знакомая, прежде чем уйти.

Да, конечно обзаведусь друзьями. Насчет одного только сомневаюсь. Леворукий который, самородок. Выглядываю во двор через окно, там парковка, как на ладони видна со второго этажа. Пока жду Оксану с коньками, наблюдаю за парнем на красивом красно-белом мотоцикле, который только что подъехал. А когда он снимает шлем с головы, отшатываюсь от окна, прячась за стеной. Он. Капец.

Глава 8

Глеб

Вот зараза, разозлила на нет, хорошо хоть парней не было в раздевалке, сцепились без свидетелей. Иначе потом ржали бы еще месяц. Надо же, в свои парни записала меня. Лиза меня вообще не привлекала, ни в каком плане, даже как просто подруга. Подлая и хитрая, такая с радостью подставит подножку, когда зазеваешься.

А кто меня привлекает, как девушка? Перебираю всех знакомых девчонок в уме и не нахожу ни одной. Хватаю наколенник и перед глазами всплывает короткая форменная юбка в клетку и белые коленки. Такие нежные и беззащитные. Тьфу ты, откуда я это слово вообще знаю — нежные?

Крепко зажмуриваю глаза, прогоняя видение, но к коленкам присоединяется еще и ощущение прохладной ладошки в моей руке. Огромные медовые глаза, которые испуганно таращились, когда тащил итальянку по лестнице.

— Да чтоб тебя! — раздраженно выругиваюсь, ускоряясь. Кажется, сегодня без меня и тренировка пройдет, не только разминка.

А кто виноват, что я второй день косячу? Рыжая бестия, которая свалилась, как снег на голову. Теперь апельсины буду ненавидеть, потому что они одного с ней цвета, аллергия на колер началась.

Неуклюже ковыляю к двери, форма делает меня неповоротливым, а в коньках по полу идешь как на ходулях. Если тренер уже явился, то мне сейчас знатно прилетит. Но вроде Виталий Сергеич по делам уехал, велел начинать тренировку самим. Толкаю дверь и слышу сдавленный писк. Котенка чтоль придавил? Откуда в ледовом коты?

— Ну вот… Глеб, ты нашу новую подбирашку дверью пришлепнул, — выговаривает Оксана, тренер младшей группы фигуристов. — Поосторожнее надо быть, ломитесь как медведи.

Заглядываю за дверь. Кто бы сомневался. Рыжая. Сидит на полу и морщится от боли.

Даю девчонке руку в перчатке, ее маленькая ладошка утопает в ней. Глаза растерянней, чем тогда на лестнице, выглядят мультяшно. Помогаю подняться, вдруг жалея, что не чувствую тепло ее пальцев. Странная жалость вытеснила недавнюю злость, растворила ее, без остатка.

— Почему я не удивлен, — улыбаюсь Даньке, и так напугал. — Сильно зашиб?

— Нет, нормально.

— Нос цел?

— Цел… а твой как? После вчерашнего? — вдруг спрашивает, поправляя несуразную одежду, куртку