Хрупкий побег - Кэтрин Коулc

Он обхватил мои лодыжки и потянул вниз по кровати. Я ахнула. Его хватка не была жесткой, но за ней чувствовалась сила. И мне хотелось ее почувствовать.

Шеп взял один из шарфов, один конец привязал к столбику кровати, другой — к моей лодыжке. Как только мягкая ткань охватила ногу, по телу прокатилась волна жара.

— Не жмет? — спросил он хриплым голосом, проводя пальцем по узлу.

Я покачала головой.

— Слова, Колючка. Мне нужны твои слова, — голос Шепа прозвучал как приказ, и мои соски тут же затвердели почти до боли.

— Не слишком туго, — выдохнула я.

Он потянул шарф, проверяя натяжение.

— Отлично.

Затем Шеп перешел ко второй ноге, повторяя те же действия. Пока он обходил кровать, его рука не отрывалась от моего тела, оставаясь точкой контакта. Пальцы скользнули вверх по ноге, по животу, вдоль грудины и к подбородку. Большой палец прошёлся по нижней губе, будто он запоминал ее форму.

— Руки вверх. Держись за изголовье.

Мое тело подчинилось до того, как я успела осознать команду. Пальцы вцепились в деревянные перекладины кровати, и Шеп с ловкостью обвил их бледно-розовым шарфом, крепко завязав узел.

— Все в порядке? — спросил он хрипло.

— Да, — прошептала я.

Но это было больше, чем просто «в порядке». Мое дыхание стало прерывистым, грудь поднималась под атласной ночнушкой. Я попыталась сдвинуть ноги, чтобы хоть немного облегчить нарастающее напряжение, но не смогла — ступни были надежно привязаны.

Один уголок рта Шепа приподнялся.

— Не можешь сжать эти прекрасные бедра, да?

— Шепард... — Я и сама не знала, что хотела вложить в это слово. Оно было и упреком, и мольбой одновременно.

Но Шеп только ухмыльнулся.

— Вся в моей власти, — прошептал он, проводя пальцами по кружеву на груди. Затем он опустился ниже, очерчивая круги вокруг соска. — Ты понимаешь, какой это дар? Это доверие?

— Шепард... — Теперь это было уже не имя. Это была мольба.

— Не бойся, Колючка. Я о тебе позабочусь, — прошептал Шеп, и его пальцы в одно мгновение сомкнулись на моем соске. Резкий укол боли длился лишь долю секунды, прежде чем превратился в раскат удовольствия. Между ногами стало влажно.

Его рука исчезла, и он потянулся к последнему, шелковому шарфу. Осторожно накрыл им мои глаза, аккуратно обернул вокруг головы и завязал.

Тьма опустилась, поглотив меня полностью. На миг меня охватила паника — абсолютная пустота. Но потом Шеп снова коснулся меня. Его ладони скользнули по бокам к подолу ночнушки.

— Хочу видеть тебя всю, — выдохнул он. — Разреши мне.

— Да, — прошептала я. Я действительно хотела, чтобы он смотрел. Это чувство было таким новым, таким освобождающим.

Его загрубевшие от работы пальцы ощущались как поцелуи из наждачной бумаги, когда он поднимал ткань все выше. Прохладный воздух касался обнаженной кожи, ночнушка собралась под грудью. Это ощущение заставило мою спину выгнуться, искать большего.

— Черт, какая ты красивая. Ничего прекраснее в жизни не видел.

Слова Шепа были как еще одно прикосновение. Их сила проникала внутрь, разливала по телу другой, более глубокий жар.

Он снова отступил. Я слышала, как он двигается в тишине, в пустоте темноты. Но не могла понять, где он остановился. Я могла только ждать.

А это ожидание накручивало все внутри до предела. Напряжение пульсировало внизу живота, тело звало его. Я разомкнула губы, делая жадный вдох.

И тогда меня коснулись не пальцы — губы. Его рот сомкнулся на соске, жадно втянул его. Язык обвел его кругами, пока сосок не напрягся до боли. Вторая грудь оказалась в его руке — большой палец повторял движения языка.

Тело вновь затянуло в клубок напряжения. Мышцы свивались все туже, спина выгибалась, я тянулась к нему, к каждому касанию. Из горла вырвался сдавленный стон, крик, мольба.

Шеп тихо заурчал, не отпуская сосок, а потом внезапно убрал рот. Вспышка холода после жара оказалась почти невыносимой.

— Эти звуки... — прошептал он. — Лучшее, что я когда-либо слышал. Они как наркотик. Все мало и мало.

Я тяжело вдохнула, тело само потянулось к голосу Шепа, ища его, несмотря на слепоту.

И вот его руки снова были на мне, скользнули вверх по бёдрам.

— Колючка, ты такая чертовски мокрая. Вся сияешь для меня.

Его палец провел сквозь влагу, размазав ее по клитору. Я не смогла сдержать стон.

— Да, — прохрипел он. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Чего хочешь. Что тебе нужно.

— Будто крошечные фейерверки взрываются по всей коже.

Два пальца вошли в меня, и я выгнулась навстречу, будто тело само вздохнуло с облегчением от того, что хоть какая-то часть Шепа оказалась внутри.

Он двигался легко, скользя внутрь и наружу.

— Это? — его голос стал почти мурлыкающим. — Или это? — Пальцы согнулись при выходе, создавая восхитительное трение. — Один? — Гладкий скользящий ритм. — Или два? — Трение и глубина.

— Два, — выдохнула я.

— Вот так. Умничка. Так четко знаешь, чего хочешь. Что тебе нужно.

Большой палец снова обвел круг вокруг клитора, все ближе и ближе к самой чувствительной точке. Я выгнулась навстречу, жадно и без остатка, нуждаясь в нем.

Мышцы напряглись, ноги потянулись, но шарфы держали крепко, пальцы вцепились в ткань, ища хоть какую-то опору.

— Обожаю, когда ты такая жадная. Обожаю смотреть, как ты извиваешься под моими пальцами. Скажи мне, что тебе нужно, Колючка.

— Еще. Мне нужно больше.

— Конкретнее, — потребовал он.

Это был весь Шеп. Он всегда подталкивал меня, помогал раскрыться. Делал так, чтобы я чувствовала себя свободной в этой своей стороне — женской, чувственной.

— Хочу тебя. Хочу почувствовать все.

— Моя девочка.

Его пальцы исчезли, и я едва не вскрикнула от этого отсутствия. Услышала шорох, движение над собой, потом Шеп приподнял мои бедра, подкладывая под них подушку.

— Этот вид, — выдохнул он. — Я запомню его навсегда.

— Шепард… — прошептала я, и его имя стало мольбой.

Он провел большим пальцем по моему входу.

— Такая красивая. Такая готовая.

Я ощутила его над собой. Кончик коснулся входа.

— Идеально, — прошептал он.

Шеп вошел в меня.

Его ширина заставила меня судорожно вдохнуть, тело напряглось, пытаясь привыкнуть, но даже легкая боль только усилила наслаждение.

Он двигался глубже, и благодаря подушке под бедрами каждый его толчок попадал точно в нужную точку. Глаза увлажнились под повязкой, а пальцы судорожно сжали деревянные перекладины.

Я пыталась двигаться навстречу, насколько позволяли оковы. Но именно в этом, в ограничении, в потере контроля, за который я держалась всю жизнь, и