ТАЙНЫ ФАЛЬСИФИКАЦИИ - Владимир Петрович Козлов

Лавров вынужден признать, что отсутствие имен и подписей епископов в «Соборном деянии» необычно. Однако «не может статься, – пишет он, – чтобы подлинное "Соборное деяние" на Мартина не было подписано всеми присутствующими на соборе отцами». Во всем, по его мнению, виноват переписчик, не пожелавший даже упомянуть епископов или не имевший их имен в том оригинале, с которого изготовил пергаментную рукопись, обнаруженную в начале XVIII в.

Диссертация Лаврова проблему подлинности и достоверности «Соборного деяния» последовательно переносила в плоскость рассмотрения «внешних обстоятельств» собора 1157 г. и внутреннего его содержания. Иначе говоря, она подменяла рассмотрение вопроса о том, насколько можно доверять рукописи «Соборного деяния», вопросом о том, что такой собор мог состояться в XII в. По существу, в диссертации на основе своеобразной презумпции желательности осуждения еретика в XII в. был дан свод призрачных доказательств этого вымышленного исторического факта. Автор старательно и не без успеха стремился обойти все аргументы «Поморских ответов». Для доказательства своей точки зрения он использовал даже ряд бесспорных наблюдений по текстологии древних рукописей, накопленных к тому времени исторической наукой. Он, например, говорит по меньшей мере о двух редакциях «Соборного деяния», отразивших два разных протографа, апеллирует к переписчику документа, учитывает, что переписчики древних рукописей могли сокращать или дополнять свои оригиналы, и т. д.

Диссертация Лаврова – первый опубликованный и наиболее продуманный свод возражений против «Поморских ответов». В работе над ней чувствовалась рука Евгения Болховитинова. Отношение к «Соборному деянию» самого Болховитинова претерпело известную эволюцию. В 1807 – 1814 гг. он выступал поборником подлинности этого документа, о чем свидетельствует его руководство названной выше работой Лаврова. Но в «Описании Киево-Софийской церкви» Болховитинов уже более осторожен в своем отношении к памятнику. Говоря о сочиненной Питиримом «Пращице», он заметил, что в ней помещено «Соборное деяние», «бывшее якобы на некоего еретика Мартина Арменина в Киеве 1157 г…Но раскольники оспаривают бытие сего собора»24. В «Словаре русских писателей духовного чина» Болховитинов лишь бегло упомянул (в биографии Питирима) о написанной им «Пращице», в издании которой помещено и «Соборное деяние»25.

Отстаивал реальность собора на еретика Мартина и другой знаток отечественных древностей начала XIX в. – И. И. Григорович. Подробно рассказывая в своем исследовании о соборах, бывших в России до воцарения Ивана Грозного, Григорович обещает в будущем написать специальное «суждение», «в котором разрешаются важнейшие возражения поморских или олонецких раскольников»26.

Новый этап в отношении к «Соборному деянию» и «Требнику митрополита Феогноста» начинается с 10-х гг. XIX в., когда оба источника становятся предметом внимания Н. М. Карамзина и молодого, но уже известного своими историческими изысканиями ученого К. Ф. Калайдовича. Сохранившийся дневник Калайдовича живо рисует существовавшую в научных кругах Москвы атмосферу споров вокруг этих документов. Получивший возможность непосредственно познакомиться с рукописями Синодальной библиотеки Калайдович внимательно изучил «Требник». В 1814 г. он сумел получить его даже на руки. «Я, – пишет ученый в своем дневнике, – привозил Карамзину два древних требника, переведенных с греческого, – известный Феогностов и другой, хранящиеся в Синодальной библиотеке. Он долго не соглашался со мною, чтобы письмо по листам требника, переведенного при Феогносте, было подложное; он был уверен, что почерк сей действительно принадлежит к 14 веку и есть рука самого митрополита Феогноста. Я ему возражал, приводя причины, заставившие наше духовенство употребить сие непозволительное средство против раскола; скорописное письмо, едва ли бывшее в начале сего века, свежесть чернил и самый образ сочинения этого известия»27. Касаясь же «Соборного деяния», Калайдович убеждал Карамзина: «Мнимый собор на еретика Арменина относится к 1157 г., но все деяние сего собора вымышлено в улику старообрядцев. Слог нов, и в происшествиях видны анахронизмы»28. После жарких споров Карамзин, как свидетельствует дневник Калайдовича, «признал доказательства мои несомнительными».

Действительно, в «Истории государства Российского» Карамзин заявил, что подпись на «Требнике» ему кажется «сомнительною то есть новейшею времен Феогкостовых», – иначе говоря, сделанной уже после смерти митрополита Феогноста29. Не менее решительно историограф высказался и о «Соборном деянии»: «Мы должны заметить, что ни в летописях, ни в Степенной книге, ни в Стоглаве о том не упоминается; что слог сего деяния кажется не весьма древним…и что в 1157 году княжил не Ростислав, а Изяслав в Киеве. Подлинник действительно хранится в Синодальной библиотеке, под N 518, но запечатан»30.

Замечания Карамзина о «Требнике митрополита Феогноста» и «Соборном деянии» были первыми печатно высказанными сомнениями в подлинности и достоверности этих источников. Своим авторитетом Карамзин впервые подтвердил публично основательность изобличения фальшивок в «Поморских ответах».

Однако вскоре на точку зрения Карамзина началось мощное наступление. В 1829 г. некий автор, скрывшийся под инициалами «Н. Т.», написал обширную работу, посвященную истории церковных соборов в России31. Специальный раздел в ней занял рассказ о «Соборе Киевском», по расчетам автора третий, но «первый по своей важности и предмету». Весьма вольно пересказав дело Мартина, «Н. Т.» затем специально остановился на мнении Карамзина, выдвинув против него четыре контраргумента: 1) кроме собора 1157 г. есть немало событий прошлого, о которых не упоминается в летописях; 2) междукняжеские «смущения» в XII в. могли быть причиною того, что в 1157 г. Ростислав, «не имея в сем году скипетра, имел титул великого князя»; 3) по языку («слогу») трудно отличить древнее произведение от новейшего; 4) список «Соборного деяния», дошедший до нас, может быть не подлинником, а позднейшей копией.

Более изощренная аргументация подлинности «Соборного деяния» была дана Н. Рудневым в его «Рассуждении о ересях и расколах, бывших в русской церкви»32. Впервые полно и точно изложив содержание памятника, автор оставлял потомству «раскрыть и подтвердить все подробности истории» его главного героя. Тем не менее он привел целый ряд действительных исторических фактов о жизни армянских христиан на территории Древней Руси и их попытках в XII в. «узнать истину веры», что, по мнению Руднева, выступало вескими доводами «в защищение подлинности дела о Мартине».

Большое и многословное «Рассмотрение возражений против исторической достоверности соборного деяния о мнихе Мартине Арменине, бывшем в Киеве 1157 года», было помещено митрополитом Игнатием в его вышедшей в 1849 г. книге «История о расколах церкви российской»33. С «удивлением» отметив, что «даже» Карамзин, как российский историограф, сомневался в подлинности и достоверности «Соборного деяния», Игнатий далее приводит целый набор аргументов против этой точки зрения. Их