ТАЙНЫ ФАЛЬСИФИКАЦИИ - Владимир Петрович Козлов
Иначе говоря, согласно Макарию, «Соборное деяние» было известно уже в XVI в., что являлось серьезным подтверждением его подлинности. Однако такое подтверждение лишь на первый взгляд казалось весомым. Это блестяще показал историк Е. Ф- Шмурло. Он обратил внимание на то, что в сочинении игумена Андроника на самом деле ни словом не упоминается о ереси Мартина, а говорится только о спорах по поводу перстосложения, которые после никоновской реформы были чрезвычайно актуальны. Не вызывает у Шмурло доверия и окружное послание униатов 1596 г. Во-первых, отмечает он, в нем говорится, что ересь Мартина появилась «недавно», после ереси стригольников, а значит всего-навсего в XVI, а не в XII в. Во-вторых, здесь сообщается, что Мартин сожжен в Киеве, а не в Константинополе, как следует из «Соборного деяния». «Все это, – заключает Шмурло, – вместе с полным отсутствием указаний у Маркевича на происхождение его источников, не дает нам права делать из окружного послания тех выводов, к каким пришел Макарий»42. Действительно, в своем последнем заключении Шмурло оказался абсолютно прав. Текст окружного послания, использованный Макарием, взят им из книги Маркевича43, который, в свою очередь, позаимствовал его из анонимного сочинения середины XVIII в. «История руссов», в основе которого лежит огромный комплекс подложных источников44. Автор «Истории руссов», изобретя текст окружного послания униатов, в полном соответствии со своим временем употребил в нем слово «недавно», имея в виду появление в начале XVIII в. «Соборного деяния» на еретика Мартина Два подложных документа, таким образом, встретились, чтобы взаимно поддержать друг друга в критические моменты своего существования.
Книга Шмурло окончательно ставила точку над «i» в спорах вокруг «Соборного деяния». В конце XIX – начале XX в. о подложности памятника заговорили открыто. Так, П. И. Мельников-Печерский возникновение идеи подлога прямо связал с именем Петра I, полагая, что Дмитрий Ростовский был «неповинен в этом нехорошем деле»45. Н. П. Лихачев в 1901 г. «с грустью» упомянул «Соборное деяние» как «недостойную подделку»46.
Однако, очевидно, и в это время опубликовать подробный разбор фальсификации оказалось невозможно, о чем говорит хотя бы тот факт, что в фундаментальном описании рукописей Синодальной библиотеки, подготовленном историками А. И. Горским и К. И. Невоструевым, о «Соборном деянии» не было даже упомянуто. Зато в вышедшей уже после их смерти последней части этого описания был помещен подробный разбор «Требника митрополита Феогноста». Палеографический анализ рукописи показал, что ее почерк не соответствует ни одному из рукописных памятников XIV в. Язык и содержание свидетельствуют, что «Требник» имеет своим источником один из исправленных в XVII в. изданий памятника (1689 г.). «По рассмотрении сей рукописи, – заключали Горский и Невоструев, – открывается, что Требник, именуемый Феогностовым, представляет много такого, что могло бы служить к обличению упорствующих раскольников в различных их заблуждениях… Если рукопись подлинно принадлежит времени Феогноста митрополита и если перевод ее вполне соответствует подлиннику, как утверждается в подписи, то надобно будет предположить, что не только в России в то время, но и в Греции, откуда привезен подлинник, открывалась потребность в опровержении тех же заблуждений, какие постепенно возросли на русской почве и вполне открылись в XVII столетии… Этот памятник стоит совершенно одиноко среди несомнительных памятников той древности, которую он себе присвояет; тогда как историческими явлениями второй половины XVII столетия он хорошо объясняется»47.
В наше время «Соборное деяние» и «Требник митрополита Феогноста» стали классическими примерами фальсификации письменных исторических источников России. Действительно, они стоят у истоков истории сознательных подлогов с отчетливо выраженной идеологической целью, имеют многие из характерных для подделок признаков, а также замечательны историей своего бытования в общественном сознании. История с «Соборным деянием» и «Требником митрополита Феогноста» красноречиво показывает, что в отношении подлогов истина неизбежно торжествует. Наука всегда побеждает в споре со схоластикой, обманом и лицемерием, сколь бы ни был труден путь к обнародованию истины.
Глава третья
«ОТДАЙТЕ ВСЕ…»
Где не можешь перескочить, там подлезть надобно.
Ф. Эмин. Нравоучительные басни
Хотя всякий, кто лжет, хочет скрыть истину, но не всякий, кто хочет скрыть истину, лжет… Ибо большей частью мы скрываем истину не при помоши лжи, а с помощью умолчания.
Августин Блаженный
Подделка, о которой пойдет речь в этой главе, необычна. Прежде всего, она, видимо, не существовала, если так можно выразиться, физически не только как подлинный документ, но и как фальсификация. Это – всего-навсего неясное по смыслу словосочетание «Отдайте все…». Тем не менее читатель, знающий хотя бы в самых общих чертах русскую историю XVIII столетия и, в частности, во многом определявший ее политические события запутанный порядок престолонаследия, конечно, сможет оценить значение этих двух слов – единственное, что смог якобы написать Петр I перед смертью в незаконченном завещании.
На первый взгляд в этих словах нет ничего конкретного относительно судьбы императорского трона. Однако два обстоятельства заставили ученых отнестись к ним с пристальным вниманием. Во-первых, они свидетельствовали о намерении умирающего императора в соответствии с уставом о наследии престола 1722 г. составить письменное завещание о своем преемнике. Во-вторых, незаконченная фраза завещания придавала трагический оттенок последним распоряжениям великого преобразователя страны. Кого видел Петр I накануне смерти своим преемником: коронованную в мае 1724 г. императрицей Екатерину, чье положение затем сильно пошатнулось в связи с нашумевшим делом ее любимца и правителя вотчинной канцелярии И. Монса; сына царевича Алексея – Петра Алексеевича; одну из своих дочерей или же еще какое-то лицо согласно уставу о престолонаследии: «кому оный (император. – В. К.) хочет, тому и определит наследство…»? Незаконченность фразы петровского завещания,
