Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Очевидно, что Ванситтарт в отношении Советского Союза на голову выше всех консерваторов, заметил Корбен через неделю после последней встречи Ванситтарта и Майского. Тори не доверяли советскому правительству и не были в восторге от его сближения с Францией. Для большинства тори, полагал Корбен, подъем нацизма лишь притупил их страх перед «злом коммунизма»[744]. Такое мнение было менее оптимистично, чем мнение Майского, но незначительно. Кто же прав? — вероятно, задавался вопросом Литвинов. Вы помните, что 18 сентября 1934 года СССР разрешили вступить в Лигу Наций, но, вопреки ожиданиям Литвинова, с приемом возникли трудности. Нарком сообщил лорду-хранителю печати Идену, который также находился в Женеве, о своем «опасении, что он действовал на опережение общественного мнения, и в ближайшее время его положение будет трудным». Кольер в министерстве истолковал замечание Литвинова в том ключе, что у некоторых советских чиновников вызывает сомнения новый курс и они бы предпочли нормализацию отношений с Германией[745]. Кольер ни о чем не беспокоился. Летом 1934 года Москве не было никакого резона возвращаться к прежней, прогерманской, политике. Германское посольство запросило разрешение на пролет самолетов «Люфтганзы» над территорией Сибири. Каганович рекомендовал отказать, что и было утверждено Сталиным[746]. Помните телеграмму Буллита из Москвы? Сталин горячо приветствовал нормализацию франко-советских и англо-советских отношений и не хотел ни при каких обстоятельствах их портить[747].
Отношения потеплели… незначительно
После дискуссий Ванситтарта и Майского появились признаки улучшения англо-советских отношений. В конце июля Майский сообщал о содержании недавних заявлений (от 13 июля) бывшего министра иностранных дел Остина Чемберлена в Палате общин, который «резко громя» Германию горячо поддержал вступление СССР в Лигу Наций. А затем поднялся Черчилль. Майский был поражен: «Когда Черчилль приветствовал “возвращение Советской России в западноевропейскую систему” как подлинно “историческое событие” и безоговорочно признавал СССР крупнейшим фактором в сохранении мира, — я едва верил своим ушам». Он продолжал:
«Мне было известно и раньше (я об этом даже писал Вам несколько раз), что и Черчилль, и Чемберлен в последние месяцы, в связи с нынешней мировой ситуацией, начинают несколько менять свое прежнее резко враждебное отношение к нашей стране. Однако я не ожидал, что данный процесс зашел уже так далеко. Больше всего я не ожидал, что оба этих заклятых врага Советского Союза рискнут выступить открыто в нашу пользу. Зрелище, которое 13 июля я наблюдал с дипломатической галереи парламента, было по-настоящему божественным зрелищем».
Майский решил, что перемена в отношении связана с ростом политической, экономической и военной мощи СССР. Скандал с «Метро-Виккерсом» был своего рода «пробой сил», добавляет Майский, и в итоге Великобритания от него не выиграла. Затем были признание Соединенными Штатами и сближение с Францией, а также решение Японии не испытывать на прочность советские рубежи на Дальнем Востоке. Он продолжал:
«Английские консерваторы уважают силу, и когда они увидели и почувствовали, что СССР превратился в большую силу, они стали чесать в затылке и пересматривать свою тактику. Известно старинное английское изречение: “Если врага не можешь задушить, то обними его”. Крупную роль сыграли также многочисленные свидетельства силы Красной армии, и в особенности блестящие успехи нашей авиации. С этой точки зрения спасение челюскинцев имело, помимо всего прочего, огромное международно-политическое значение».
Майский долго и в деталях говорил об англо-японских отношениях и о том, что британские консерваторы перестали рассматривать Японию как традиционного союзника и начинают воспринимать как потенциального соперника. Растущая мощь Советского Союза начинает рассматриваться британскими консервативными кругами как сила для противодействия Японии. Затем нацистская Германия: многие британские консерваторы «очень симпатизируют Гитлеру», но слишком много шероховатостей у нацистского режима, которые им не нравятся. Как угрозы в отношении Австрии и перевооружение, которое проходит с головокружительной скоростью. При этом консерваторы, замечает он, не хотели бы свержения Гитлера:
«Они хотели лишь его несколько причесать, окультурить, одеть во фрак и цилиндр. Британские консерваторы рассчитывали, что Гитлеру удалось создать в Германии прочный и стабильный режим, ликвидировавший “коммунистическую опасность”, укрепивший страну, как желанный противовес излишнему могуществу Франции, и превративший “Третью империю” в потенциального крестоносца против СССР». Правда, этому режиму нужно было еще слегка устояться и окрепнуть, но английские консерваторы были уверены, что этот процесс будет происходить более или менее по «итальянскому образцу», без крутых зигзагов и тяжелых потрясений. В частности, английские консерваторы еще несколько месяцев тому назад считали почти несомненным, что им удастся лимитировать германские вооружения (особенно воздушные вооружения) на более или менее приемлемом для них уровне. Между прочим, консерваторы очень любили говорить, что у немцев просто не хватит денег на слишком большое количество танков и аэропланов.
Но события разворачивались немного не по плану консерваторов. В конце июня — начале июля чистки в рядах штурмовиков Рёма (убийство руководства СА по заказу Гитлера и правящих элит) потрясли не только либералов и лейбористов, но и представителей консервативных кругов. Нацистская Германия явно не шла по «итальянскому пути» и все больше ощущалась как угроза Великобритании. Все более влиятельными становились те же действующие лица (промышленники, «Юнкерс» и т. д.), что сыграли роль в развязывании Первой мировой войны. Некоторые консерваторы и вовсе опасались пролетарской революции в Германии, «такая перспектива бросает консерваторов уже просто в состояние холодного озноба». Тори постигло горькое разочарование. Они как бы говорили немецким консерваторам «мы, мол, вам доверяли, а вы нас подвели». Сегодня уже никто не мог предсказать, чем все обернется. Британское правительство разрешило важнейшую проблему. Майский добавил: «Однако не подлежит сомнению, что та вера в Гитлера и его режим, которая была широко распространена среди консерваторов в
