История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

были больше востребованы в связи с тем, что принципиально важна была их привычка к кочевому образу жизни. Это было связано с тем, что «тысячи» основные свои потребности удовлетворяли за счёт ведения кочевого хозяйства. Они не требовали от государства средств на их содержание, сохраняя при этом высокий уровень боеспособности и готовности к быстрой мобилизации. Одновременно проблема общей лояльности монгольскому государству всей этой массы разных по своему происхождению людей решалась за счёт ликвидации любых традиционных племенных образований, которые могли бы предложить кочевникам какую-либо альтернативу. Именно отсутствие таковой, а также комплектование командного состава из числа преданных командиров, прошедших школу гвардии кешиктенов, позволили создать эффективную и лояльную военную силу.

Важно отметить, что данные командиры подбирались из людей, лично лояльных Чингисхану и его преемникам. В то же время их прежняя принадлежность к тому или иному монгольскому или тюркскому племени или в отдельных случаях оседлому народу, постепенно стала выполнять для возглавляемых ими «тысяч» роль главного идентификационного признака. Характерно, что при описании «тысяч», отданных племяннику Чингисхана Эльджидай-нойону, указывалось, что «часть их была из племени найман, часть из разных других племён. Уважаемыми эмирами этого войска были Атсуадай и Учкаш-гойон и некоторые другие эмиры из племени урянкат, имена которых невыяснены»[707]. Этот пример объясняет, почему среди тысячников было так много представителей небольших племён и куда девались массы воинов из числа покорённых племенных образований Монголии, в частности крупнейшего из них — найманов.

Фактически нам представлен механизм формирования новых структурных единиц. Воины «тысяч» Эльджидая происходят из числа покорённых найманов, одного из самых многочисленных традиционных племён Монголии. В то время как его тысячники являются выходцами из гораздо меньшего по своему значению племени урянкат (урянхайцы). Однако последнее племя отличалось лояльностью, из него, к примеру, происходил один из лучших полководцев Чингисхана Субэдай-багатур. Можно предположить, что такая практика была широко распространена и в последующем, когда в армию массово включали уже тюркских кочевников.

Выходцы из барласов, ойратов, джалаиров, хунгиратов и других, очевидно, назначались тысячниками в подразделения, укомплектованные кипчаками, канглы, курдами и выходцами из других исторических кочевых племён. Такие подразделения, скорее всего, назывались «тысяча» такого-то военачальника, по происхождению барласа, урянхайца или джалаира, и соответственно со временем вся тысяча получала название по имени своего командира. При этом входившие в её состав люди продолжали говорить в основном на тюркском языке, будучи главным образом выходцами из различных тюркских племён. Такая ситуация была особенно характерна для монгольских государств в Иране, Дешт-и-Кипчаке и Средней Азии. Это версия во многом объясняет, откуда среди всех тех племён, которые появились на исторической арене после гибели монгольских государств, оказалось так много названий небольших исторических племён Монголии периода конца XII века, таких как сулдузы, хунгираты, джалаиры, ойраты, хушины и прочие. При том, что сравнительно слабо были представлены такие крупные племена Монголии, как кереиты, найманы, меркиты, татары, тайджиуты.

Аналогичная ситуация складывалась и с тюркскими племенами. Среди всех «тысяч» монгольской армии можно было встретить названия самых разных тюркских народов домонгольской эпохи, например таких, как кипчаки, карлуки, канглы, уйгуры и многие другие. Однако их было сравнительно немного и они не играли важной роли. И хотя на пространствах империи примерно к востоку от Алтайских гор монгольские «тысячи» формировались главным образом именно из числа тюрков, их прежняя племенная идентификация уже не играла в этом процессе никакой роли. В итоге «тысячи» в основном получали названия исторических монгольских племён, выходцами из которых являлись представители их командного состава.

При этом в разных монгольских государствах они повторялись в самых различных комбинациях. Например, барласы, джалаиры, дуглаты входили в состав и западных (чагатаев) и восточных (моголов) племён улуса Чагатая. В Иране, в улусе Хулагу, присутствовали ойраты, сулдузы, джалаиры, создавшие затем здесь самостоятельные династии. В образовавшемся в середине XV века Крымском ханстве доминировали четыре главных племени: ширины, барины, аргыны и кипчаки, именно их главы участвовали в работе ханского совета[708]. В Ногайской Орде были племена алчин, ас, канглы, керей, кипчак, китай, кият, кунграт, мангыт, найман, тайджут и другие[709]. В состав моголов из бывшего Чагатайского улуса входили племена кераит, канглы (бек-чик), арканут, сулдуз, доглат, чорас, курлаут, карлук, итарчи, кончи, кушчи, байрин, калучи, балгучи, арлат, барлас, орда-беги, мекрит, балыкчи, татар[710]. В Польско-Литовском государстве перешедшие на его службу воины из улуса Джучи также некоторое время сохраняли свои старые племенные способы идентификации. «Татарское население, жившее в польско-литовских землях, делилось на шесть племенных групп, называемых хоругвями: баргынская, джалаирская, юшыньская, конгратская, найманская и уланская. Их названия происходили от знатных родов Золотой Орды, таких как Баргын, Джалаир, Хушин, Конграт и Найман»[711]. В списке 92 племён, входивших в состав государства Абулхаира, присутствовали аргыны, арлаты, барласы, буркуты, джалаиры, калмаки, кипчаки, канглы, карлуки, турки, туркманы, уйгуры, кунгираты, кереиты, меркит, найманы, ойраты, онгуты, кыяты, китаи, сулдузы и многие другие. Весьма показательно и использование в данном списке и племенных названий араб, авган, тангут[712]. Предложенная выше версия в целом позволяет объяснить пестроту названий племён и их разбросанность по различным монгольским государствам и их осколкам. При этом характерно, что упоминание о племенах араб, авган и тангут среди племён государства Абулхаира говорит нам не о переселении неких племён из Афганистана, государства тангутов или арабских стран, которые затем подверглись в Дешт-и-Кипчаке тюркизации. Скорее речь идёт о том, что среди военачальников армии улуса Джучи в момент его становления были также выходцы и из указанных народов, являвшиеся командирами тех или иных «тысяч».

Важно, что за все годы существования монгольской традиции управления кочевники степной Евразии представляли собой довольно однородную массу людей, находившуюся на службе у разных монгольских государств. Уже в процессе становления государственности произошло оформление различий между ними в вопросах религии и использования языка. В составе империи Юань армейские «тысячи» главным образом исповедовали буддизм и говорили на монгольском языке. На территориях Дешт-и-Кипчака, в Иране, Средней Азии, Восточном Туркестане стали доминировать ислам и тюркские языки. Единственным исключением здесь были хазарейцы, которые перешли на фарси. Но хазарейцы были сравнительно рано оторваны от государственности монгольского типа. Пока государства чингизидов продолжали существовать, а традиция управления оставалась неизменной, языковые и религиозные различия не имели особого значения, равно как и принадлежность к той или иной армейской «тысяче». Однако в момент кризиса монгольской традиции управления те или иные структурные различия, будь то религия, язык, проживание в том или ином изолированном географическом регионе, а также принадлежность к тому или иному из числа улусов чингизидов, стали важными