Закоулки Средневековья - Льюис Френсис Зальцман
Если же эти простые средства не приносили успеха, всегда можно было прибегнуть к чарам — какой-нибудь языческой тарабарщине либо рифмованным молитвам к святым. Страдающему зубной болью было уместно обратиться к святой Аполлонии, которую пытали, выбив ей зубы молотком, но не столь очевидно, почему человек, страдающий падучей болезнью, должен отрезать свой мизинец и написать кровью имена трех царей — Каспара, Бальтазара и Мельхиора — на куске пергамента и повесить на шею; и я так же не понимаю, почему святых Никасия и Кассиана следует призывать против «уховертки или любого червя, заползшего человеку в голову». В любом случае, в подлинности амулетов нужно быть уверенным, как понял в 1382 году Роджер Эйч. Его жена, Джоан, была больна, и он поверил на слово некоему Роджеру Клерку из Уондсуэрта, что тот хорошо разбирается в медицине и заплатил ему 12 пенсов за лечение жены. Клерк вырвал лист пергамента из книги, зашил его в золотую ткань и попросил Джоан повесить на шею. Когда ей не стало лучше, у мужа зародились подозрения и он обвинил Клерка в мошенничестве.
…провести его через центр города.
Когда же Клерка попросили объяснить ценность куска пергамента, он сказал, что это хорошее заклинание от лихорадки и содержит слова «Anima Christi sanctifica me» и другие подобные благочестивые выражения. Но при осмотре обнаружили, что таких слов там не было. Поскольку Клерк оказался невежественным в медицине и неграмотным, было вынесено решение провести его через центр города верхом на лошади без седла, с пергаментом и точильным камнем (признанным символом лжеца) на шее, а перед ним нести неприличную эмблему профессии врача.
V. Власть имущие
Распространено заблуждение о том, что Англия в старину была «счастливым» местом. Под этим понятием я подразумеваю тот расплывчатый период, когда все слова писались с буквой «е» в конце, и большинство — с буквой «у» в середине. Этой идеи придерживаются не только laudatores temporis acti, полагающие, что безопаснее жаловаться на прошлое, которое никогда не воскреснет, чем восторгаться будущим, которое обязательно наступит и может оказаться разочаровывающим, но и те энергичные люди, которые намереваются изменить этот мир к лучшему, воображая, что их схемы принудительного счастья на самом деле только вернут утраченную радость нации. Жизнь в Средние века, несомненно, была более яркой, разнообразной, живописной, но то, что она была радостнее — это по крайней мере сомнительное предположение. Поскольку жизнь людей отображается в их искусстве, мы можем сопоставить жизнь Средневековья с причудливыми, неправильными линиями какой-нибудь неблагоустроенной деревенской улицы или со старинными частями таких городов, как Винчестер и Гилфорд, и противопоставить их жизни в середине викторианской эпохи, самом плоском и скучном из всех периодов, как его олицетворяет Брикстон (район Лондона), или с легкомыслием наших дней. Но и тогда картина будет неполной. Где-то позади, за прямыми чертами «Террасы Альма» или изогнутым и неровными чертами «Авеню Мафекинг», скрывается не что иное, как чья-то резиденция или «родовой особняк». За вашими живописными старинными домиками хмурится тень феодальной крепости. И, как заметил Хаксли молодому человеку, который сказал, что ему безразлично, был его прадед обезьяной или нет, «это должно было иметь огромное значение для вашей прабабушки».
Недаром среди землевладельцев встречаются такие имена, как Батвиллан, Скоршевиллан и Маунгевиллан. Были такие феодалы, которые били, жгли или пожирали своих вилланов, и около шести с половиной веков назад предок нынешнего лорда Эшбернхема мог ущемлять своих арендаторов до тех пор, пока они не превращались в нищих, а если они жаловались в суд, мог легкомысленно ответить, что это его вилланы, и, если у них нет травм, опасных для жизни и здоровья, ему нет нужды отвечать им. Таково было положение основной массы крестьянства, но на практике они не часто страдали от подобного поведения, так как, очевидно, помещикам было выгоднее иметь зажиточных арендаторов. Крестьяне, йомены и мелкие дворяне чаще страдали от произвола чиновников, роя управляющих, бейлифов и так далее. Эти люди, находившиеся под защитой цепочки начальства, восходящей к какой-нибудь высшей знати, жили за счет своих соседей, вымогая у них деньги под любым предлогом и без него.
Любимым оружием были присяжные; частота, с которой они созывались, и связанные с этим неудобства для тех, кого отрывали от работы, заставили более зажиточных людей хорошо платить за освобождение. Деньги можно было получить, вызвав в четыре или пять раз больше присяжных, чем требовалось, и взять взятки с лишних за то, чтобы их отпустили домой. Очень распространенным явлением вымогательства в сельской местности был «скотэйл» — что-то вроде деревенского пиршества. Несомненно, это придавало деревенской жизни вид веселости, точно так же, как извивающийся червяк на крючке производил поверхностное впечатление веселья, которое вводило в заблуждение старого Исаака Уолтона. Очень сомнительно, что пирующие действительно радовались, зная, что эль, составлявший главную деталь трапезы, был сварен из солода, который они так неохотно пожертвовали, и что они платили за (обязательную) привилегию потреблять свою же продукцию. Не избежали подобного и городские жители. Пятьсот лет назад даже рождественские подарки были установленным вымогательством. В 1419 году мэр Лондона Уильям Севенок был
