Опасная граница - Томас Дж. Барфилд
Большая семья была культурным идеалом и имела много экономических преимуществ, но ее было нелегко сохранить, потому что большие группы были внутренне нестабильны. Так как отдельные лица владели своим собственным скотом и, если их что-то не устраивало, могли отделиться, сотрудничество носило добровольный характер. Группа братьев обычно сохраняла единство, необходимое для коллективного ведения хозяйства, однако их сыновья (двоюродные братья) редко поступали таким же образом. Было также трудно поддерживать большие семьи в прежнем виде, если количество скота, которым они владели, начинало превышать потенциальную емкость местных пастбищ. Адаптационные способности кочевого скотоводства основывались на возможности свободного передвижения, и попытка поддерживать существование в одной местности слишком большого количества людей и скота снижала его жизнеспособность. Когда местных пастбищ не хватало, некоторые семьи могли мигрировать в другие регионы, сохраняя политические и социальные связи друг с другом, но уже не кочуя совместно.
Женщины у кочевников обладали большим влиянием и независимостью, чем в соседних оседлых обществах. В среде политической элиты обычным делом была полигамия, но каждая жена имела свою собственную юрту. Невозможно было практиковать затворничество женщин, столь обычное во многих оседлых азиатских обществах. Повседневная жизнь требовала, чтобы женщина принимала более активное участие в хозяйственной деятельности. Хотя мы не можем судить о той роли, которую играли женщины на протяжении всей истории Внутренней Азии, большинство путешественников оставляли свидетельства, близкие тем, которые сделал Плано Карпини, папский посол к монголам, в XIII в.:
Мужчины ничего не делают, кроме своих стрел, да еще немного присматривают за стадами; но они охотятся и упражняются в стрельбе из лука… И как мужчины, так и женщины могут долгое время ездить верхом… Все работы лежат на плечах женщин; они шьют меховые шубы, одежду, башмаки, сапоги и все изделия из кожи. Они также правят повозками и чинят их, навьючивают верблюдов и очень проворны и искусны во всех своих делах. Все женщины носят штаны, и некоторые из них стреляют из лука так же метко, как и мужчины[36].
Несмотря на то что формальная социальная структура была строго патрилинейной, женщины также принимали участие в племенной политике. Межклановые брачные союзы предоставляли женщине важную структурную роль — связующего звена между племенами. Таким образом девушки, покидая свою родную семью, связывали ее с другими группами. Например, племя хунгиратов (из которого происходила жена Чингис-хана) постоянно подчеркивало, что его политическая власть коренится в силе брачных союзов, а не в военном могуществе: «Наши дочери и внучки, выйдя замуж и став царевнами, оберегают нас от врагов и с помощью просьб добиваются от своих мужей благосклонности к нам»[37]. Даже после смерти мужа женщина сохраняла значительное влияние на своих сыновей и, если они были еще слишком молоды, нередко выступала в качестве главы семейства. Начиная с эпохи сюнну (II в. до н. э.) китайские источники регулярно сообщают о знатных женщинах, активно участвовавших в спорах о престолонаследии. Примеры подобного рода можно найти в ранней истории Монгольской империи, когда избрание старшей жены «великого хана» на пост регентши в период междуцарствия было обычным делом.
Семья и кочевая группа были наиболее важными единицами социальной структуры кочевников Внутренней Азии, но для того, чтобы вступать в контакты с внешним миром, они должны были объединяться в более крупные формирования. Племенная политическая и социальная организация базировалась на модели компактных родственных групп, или конического клана.
Конический клан представлял собой обширную патрилинейную организацию родственников, в рамках которой лица, принадлежавшие к группе общего происхождения, были иерархически ранжированы и сегментированы по генеалогическим линиям. Старшие поколения были выше рангом, чем молодые, точно так же, как старшие братья почитались выше младших. Эта схема сохранялась и на среднем уровне организации: роды и кланы были иерархически ранжированы на основе старшинства. Во многих группах политическое лидерство было ограничено членами старших кланов, однако все члены данного племени, от самых низших до самых высших, декларировали свое происхождение от общего предка. Эта генеалогическая хартия была очень важной, так как обосновывала права на пастбища, устанавливала социальные и политические обязательства между группами родственников и придавала легитимность местной политической власти. Когда кочевники утрачивали независимость и попадали под власть правительств оседлых государств, политическая значимость этой обширной генеалогической системы исчезала и родственные связи сохраняли свою роль лишь на местном уровне[38].
Описанная идеальная модель, однако, на высших уровнях организации была условной и нередко выполняла лишь «маскировочные» функции. Структура конического клана базировалась на ряде принципов, которые подвергались значительным изменениям и манипуляциям. В идеале лидерство определялось старшинством и особое значение имела солидарность патрилинейного рода против чужаков, но в мире реальной степной политики эти правила часто игнорировались или искажались в погоне за властью. Племенные вожди выбирали себе сподвижников, которые отрекались от собственных родовых связей, присягая на исключительную верность своему патрону. Представители молодого поколения захватывали власть, физически уничтожая представителей старого: эта практика была обычной во многих степных династиях. Точно так же элементарные принципы патрилинейности, в соответствии с которыми соплеменники декларировали свое происхождение от общего предка, часто видоизменялись с целью присоединения к племени неродственных групп. Например, некоторые группы обосновывали свое вхождение в состав того или иного племени тем, что их основатель был усыновлен представителями этого племени, или ссылались на существовавшие с ним матрилинейные связи или даже исторические клиентские отношения с данным племенем. Патрилинейные родственные группы также были связаны брачными узами, помещавшими их в систему долговременных отношений с другими кланами и племенами, в союзе с которыми они подчас выступали даже против своих прямых родственников. По этим причинам вопрос о том, действительно ли племена и племенные конфедерации основывались на генеалогическом принципе, породил особенно острые споры среди историков[39].
Эта проблема отчасти объясняется тем, что долгое время не удавалось провести различие между племенем, т. е. крупнейшим объединением, основанным на генеалогической модели, и племенной конфедерацией, т. е. объединением множества племен в целях создания надплеменной политической общности. В связи с тем что племенные системы Внутренней Азии на низших уровнях своей организации использовали родственные группы кочевников как элементарные строительные блоки, из которых складывались более крупные объединения, было принято считать, что и на высших уровнях их организации происходило примерно то же самое, только охватывался более широкий круг людей. Однако так редко бывало на самом деле. «Действительные» родственные отношения (основывавшиеся на принципах общего происхождения и породнения посредством браков и усыновлений) эмпирически наблюдались лишь в рамках небольших племенных подразделений: малых семей, больших семей и местных родов. На более высоких уровнях организации кланы и племена