На страже Родины. События во Владивостоке: конец 1919 – начало 1920 г. - Карл Николаевич Хартлинг

Далее штаб-офицеры говорили, что школа может перейти в Морские казармы, соединиться с гардемаринами и пластунами. Предлагали вызвать из Раздольного 1-е Артиллерийское училище, пока оно еще может приехать, и т. д.

Китицын, услышав отзыв штаб-офицеров школы о Плешкове, сразу как-то подозрительно стал относиться к их словам.

Очевидно, он сочувствовал Плешкову, и, видимо, между ними раньше были разговоры. Китицын как-то нехотя стал отделываться неопределенными фразами.

С тяжелым чувством вышли от него представители школы и вновь поехали к коменданту крепости.

Штаб-офицерам было ясно, что Китицын тоже, как говорится, сматывался, так, за компанию с Розановым…

* * *

Раздумывая и обсуждая свой последний визит, штаб-офицеры не заметили, как их машину остановил капитан Горно-Богоявленский. Он сообщил им, что начальник школы еще не уехал, а находится здесь, в гостинице «Версаль». Горно-Богоявленский сказал, что Плешков знает о приезде в город штаб-офицеров и просит их заехать к нему.

Штаб-офицеры не могли игнорировать своего начальника, хотя бы тот и находился сейчас в отпуске, и направились к нему в гостиницу «Версаль».

Как потом оказалось, Плешков не решился ехать ввиду событий в Никольск-Уссурийском. Железнодорожное сообщение прервалось. Плешков тогда стал подумывать о том, как бы, переодевшись сербским офицером, проскользнуть с семьей мимо Никольск-Уссурийского в Харбин.

Выйдя из «Версаля», Плешков поздоровался со штаб-офицерами, сел в автомобиль и приказал шоферу ехать в гостиницу, где был «школьный» номер.

Прибыв в номер, Плешков с расстроенным лицом обратился к штаб-офицерам. Он говорил в том духе, что ему, мол, известно, как приняли его отъезд офицеры, считая это бегством. Дальше он говорил, как все это ему неприятно, обидно, и опять повторил, что он старался делать всегда добро, а ему платили злом.

Штаб-офицеры ответили ему, что, действительно, его отъезд произвел очень неблагоприятное впечатление на всех. Подполковник Охлопков довольно резко высказал свой взгляд. Плешков перебил его, сказав: чтобы покончить всякие слухи об его якобы бегстве, он поедет со штаб-офицерами на Русский остров, собрав офицеров, ознакомит их с создавшимся положением и объяснит им причину и цель своего отъезда.

Что же касается объединения с гардемаринами и т. п., то завтра можно будет выслать квартирьеров в город и разместить 1-й Егерский батальон в Морских казармах, а 2-й и 3-й батальоны – в Коммерческом училище, оставив на Русском острове бывший мятежный батальон.

Плешков сообщил штаб-офицерам, что с Китицыным он якобы раньше говорил и что завтра он, Плешков, будет у него и окончательно решит вопрос с переселением школы.

* * *

В то время как полковник Рубец с батальонными командирами объезжал начальствующих лиц в городе, у меня весь день 28 января прошел в передаче батальона полковнику Унтербергеру.

Около полудня 28 января я надеялся получить от полковника Рубца приказание идти с ротой во Владивосток для ареста генерала Розанова. Я был уверен, что эта миссия выпадет на меня, так как из ротных командиров я единственный был посвящен в наш вчерашний заговор.

Вместо ожидаемого приказания днем мы получили из города от полковника Рубца телефонограмму информационного характера, в которой сообщалось, что полковник Плешков в Харбин не выехал. Полковник Рубец приказывал к 5 часам вечера собраться всем офицерам штаба школы и 1-го батальона в офицерском собрании.

На это собрание ротам командировать по два портупей-юнкера от каждой. Мне, на всякий случай, приказано было иметь связь с радиостанцией, что на канале, и туда же выслать двух портупей-юнкеров.

В 4 часа дня Унтербергер и я прошли ко мне на квартиру, дабы выпить чаю перед общим собранием. В это же время к моей квартире подъехал начальник радиостанции, капитан Дмитрий Александрович Плюцинский[37]. Приятна была встреча трех сослуживцев по Владивостокской крепостной саперной бригаде!

В 5 часов вечера Плюцинский уехал к себе на станцию, а Унтербергер и я пошли в собрание, причем я, на всякий случай, сунул в карман себе бомбу Миллса[38].

* * *

С чувством неудовлетворения вышли «делегаты» школы из номера гостиницы и все вместе с полковником Плешковым поехали обратно на Русский остров.

Уже смеркалось. Было холодно. Полковника Рубца беспокоила мысль об их слишком долгом отсутствии на острове. Поэтому Рубец обратился с просьбой к полковнику Плешкову сейчас же объехать батальоны, чтобы появившись, тем самым рассеять сомнения у юнкеров и ободрить офицеров.

Плешков согласился, но, когда автомобиль подъехал к собранию, Плешков переменил решение, сказав, что он сначала переговорит с офицерами, а затем на лошадях с полковником Рубцом и командирами батальонов объедет расположение школы, так как в автомобиле какая-то поломка.

«Все это было ложью!» – восклицает полковник Рубец, касаясь сего предмета через несколько лет в одном из своих частных писем.

Полковник Рубец пытался уговорить своего начальника ехать сразу, придавая этому объезду большое значение, но Плешков пренебрег советом своего помощника и направился в офицерское собрание.

* * *

Все офицеры штаба и 1-го батальона были в сборе, и томительно тянулось время в ожидании возвращения трех штаб-офицеров из города.

Был уже седьмой час. В собрание вошел взволнованный поручик Масленников и сообщил, что на 1-й батальон идут 2-й и 3-й батальоны. Офицеры заволновались. Одни требовали проверки сообщенных Масленниковым сведений; другие настаивали взяться немедленно за оружие.

Среди общего шума возник вопрос: кто же старший из присутствующих? Раздались голоса: «Полковник Лифанов!»

Полковник Лифанов – заведующий учебной частью – совершенно растерялся, заявил, что он давно не строевой офицер (до службы в Учебной инструкторской школе он был воспитателем 2-го Оренбургского кадетского корпуса), и указал на полковника Карпова, как на старшего из присутствующих здесь строевых начальников.

Начальник хозяйственной части школы, полковник Карпов, заявил, что по закону начальник хозяйственной части не вступает в командование частью, и, в свою очередь, указал на полковника Унтербергера или на подполковника Аристова – начальника связи.

Оба вышеуказанных штаб-офицера обратились ко мне, причем полковник Унтербергер сказал мне:

– Я ведь человек совсем новый, только вчера приехал. Бери, брат, бразды правления.

Молодые офицеры тоже просили меня вступить в командование.

Чтобы пересилить шум и гам, стоявшие в зале, мне пришлось полным голосом крикнуть: «Господа офицеры, пожалуйте ко мне!»

Я взобрался на кафедру и с нее сделал следующие распоряжения:

1. Капитану Волковичу (командир 2-й роты) немедленно выставить сторожевую заставу для наблюдения за дорогой в «36-й полк»[39] и за бухтой Новик.

2. Всем строевым офицерам сейчас же разойтись по своим ротам. Роты иметь готовыми к немедленному вступлению в бой и держать со мной связь по телефону и людьми.

3. Начальнику пулеметной команды, капитану Щедринскому, прибыть с