Война за независимость Чили - Андрей Аркадьевич Щелчков
Исполнительной властью являлась хунта, председательство в которой также передавалось по очереди каждые 4 месяца. Вместе с конституцией были предложены для подписи списки членов Сената, кабильдо, хунты[360]. Кабильдо, где во времена колонии должности замещались через аукцион и систему продажи должностей, а затем это формально закреплялось выборами, на которых голосовали старые члены совета, отныне должен был полностью избираться по системе подписки. Учитывая, что имелся только один правительственный список, демократизация была лишь лозунгом, которым оправдывали свои нововведения творцы конституции.
«Временный регламент», несмотря на уже цитированную статью 3, был республиканским по духу. Он устанавливал представительное правление и закреплял полную внутреннюю и внешнюю автономию, то есть фактическую независимость. Как проекция в будущее, это документ предвещал республику в Чили.
Казалось, что и хунта, и Сенат, и кабильдо должны были быть абсолютно лояльными властям, то есть Каррере и его окружению. Вместе с тем в Сенат были избраны люди различных политических взглядов, как друзья Карреры, так и просто авторитетные деятели. Среди сенаторов были X. Эганья, Г. Марин, К. Энрикес, Н. де Ла Серда. В хунту были избраны Хосе Мигель Каррера, Х.С. Порталес, П. Прадо. Секретарем хунты стал М. Салас[361]. Несмотря на очевидное доминирование во всей властной структуре людей Карреры, новое правительство было чуждо узкогрупповым интересам одной семьи. Это было действительно представительное правительство, в которое вошли самые уважаемые политики страны.
23 ноября 1812 г. хунта принесла клятву конституции, и Сенат официально вручил ей всю власть в стране[362]. Сенат начал свои заседания 1 ноября 1812 г., но его роль была ничтожна, всё решала хунта.
Первые действия нового правительства были направлены на укрепление его власти. 24 ноября 1812 г. прессе запретили какие-либо антиправительственные публикации. Речь не шла об установлении цензуры, более того, писалось о важной роли свободы прессы в обществе. Однако за любые оппозиционные высказывания издателям грозил штраф[363]. В январе 1813 г. Каррера в очередной раз раскрыл «заговор Ларраинов», руководящие нити которого, как утверждал он, шли к Росасу в Мендосу[364]. Во главе заговора стоял секретарь Карреры и его друг Мануэль Родригес, но это дело стало поводом для репрессий против консерваторов и умеренных. На этот раз опала ждала в очередной раз Х.Г. Аргомедо и Ф. Переса. Всех замешанных в заговоре выслали из страны. То, что во главе заговора стоял ближайший сподвижник диктатора, свидетельствовало о серьезном недовольстве Каррерой внутри страны[365].
Самой сложной проблемой был конфликт с церковью. Первая хунта, хотя и вызывала подозрения церковников, все-таки декларировала преданность испанской короне и католической религии. С течением времени стало более очевидным, что «новая система» предполагает большие изменения во внутренней жизни страны, которые неизбежно затронут и церковь. Большая часть священников не приняли новых идей и нового порядка вещей. Однако были и такие, кто активно поддержали патриотов. Самым известным идеологом освобождения был священник К. Энрикес. После испанской реконкисты епископ Сантьяго составил список из 64 священников (при общем списочном числе клириков в 600 человек), которые активно поддержали правительство «Старой родины»[366]. Напряжение в отношениях с церковью нарастало по мере ухудшения отношений с вице-королем. Церковь не была однородной, но её иерархия однозначно противилась всяким реформам, а идеи свободы мысли, равенства людей и религиозной терпимости рассматривались как вольнодумство и ересь.
Каррера хотел поставить во главе вакантной на тот момент епископской кафедры человека с патриотическими убеждениями, а, следовательно, независимого от консервативной курии в Риме. Очевидно, с целью подчеркнуть независимость от Рима Каррера совершил очень странный и конфликтный поступок. В статье о государственной религии Чили он из формулы «римская апостолическая католическая» специально убрал слово «римская», что было немыслимо для клира, в том числе и с догматической точки зрения ввиду существовавшей схизмы с Востоком. Возникла напряженность в отношениях с церковью. В конце концов, Каррере удалось назначить на место епископа Сантьяго своего ставленника Рафаэля Андреу-и-Герреро[367].
Конфликт с церковью произошел перед самым серьезным испытанием для патриотов — роялистской военной интервенцией. Оппозиция церкви в отношении патриотического правительства сыграла роковую роль в поведении широких народных масс, особенно на юге, когда те массово вступали в королевские войска во время испанской реконкисты. Огромную роль в этом сыграли проповеди церковников, обвинявших патриотов в Сантьяго в ереси и предательстве короля и религии.
Первый этап Войны за независимость (1810–1814), вошедший в историю как «Старая родина», заложил основы будущей государственности независимой Чили. Была принята конституция, созданы республиканские по духу органы власти. С приходом к власти Карреры наступил этап военного цезаризма демократического типа. Диктатура не только не ограничила политическое участие различных социальных групп, а напротив вывела политику из узкого круга патрициата Сантьяго, представлявшего исключительно торговую олигархию и земельную аристократию, к более широким массам народа, прежде всего, военным, выходцам не только из элиты, но и из «плебейских» слоев населения.
Глава 3
Война с роялистами. Гибель «Старой родины»
В конце 1811 г. отношения чилийской хунты и вице-короля Абаскаля в Лиме резко обострились. Абаскаль, хотя формально и признал конституционный строй и свободу прессы, на деле остался абсолютистом и не спешил с выполнением указаний Кортесов. В отношении чилийской хунты он занимал все более враждебную позицию. Его активно поддержало Консуладо Лимы, то есть торговцы, в своей массе связанные с кадисскими торговыми монополиями. Лимские купцы были готовы к большим финансовым пожертвованиям для умиротворения Чили, стратегически важного рынка для Перу[368]. Американец С. Джонстон, несмотря на существующие сложности политических отношений между Чили и Перу, отмечал масштабную торговлю между ними: постоянно курсировали двадцать кораблей, перевозивших на север чилийское зерно, сухие фрукты, соленое мясо, масло, сыр и прочие сельскохозяйственные продукты[369].
В Лиме после принятия Кадисской конституции часть элиты поддержала либерализацию. В случае поворота к либеральной политике в Лиме чилийская хунта вполне могла пойти на мировое соглашение с вице-королем. Однако либералы не находили поддержки у вице-короля. Одним из лидеров умеренной либеральной оппозиции был прокурор Аудиенсии Мигель де Эйсагирре, брат Агустина Эйсагирре, члена хунты в Чили. Эйсагирре в
