Война за независимость Чили - Андрей Аркадьевич Щелчков
В Сантьяго усилили меры безопасности, установили слежку за испанцами. Приказом от 4 апреля правительство приказало уволить из армии всех европейцев-испанцев, заменив их на офицерских постах американцами-патриотами[388]. Хотя оговаривалось, что не все испанцы враждебны «новой системе» и это распоряжение не должно затронуть честь и достоинство уважаемых европейцев, показавших свой патриотизм, основной посыл был ясен: четко проводилась грань между чилийцами и их интересами и уроженцами метрополии. Хотя по-прежнему на словах они были подданными одного короля, на деле для чилийцев это были две разные страны. 5 мая 1813 г. был разоблачен заговор «сарацинов» против хунты[389].
Новая хунта и многие лидеры патриотов перед лицом опасности испанской реставрации выдвинули идею объединения с революцией на Рио-де-Ла-Плате. 1 апреля хунта направила обращение в Буэнос-Айрес с заверением в своей решимости вести борьбу с роялистами и призывом к совместным действиям во имя американской солидарности и братства. Аргентинское правительство приветствовало обращение чилийцев и предложило соседней стране свою помощь. В апреле 1813 г. как чилийцы, так и аргентинцы были убеждены в скорой и легкой победе над испанцами. Именно тогда возник химерический проект объединенного похода в Перу, чтобы окончательно сокрушить власть Испании в Южной Америке. Упорным противником этого союза и единства был Хосе Мигель Каррера, ревниво относившийся к вмешательству аргентинцев в дела Чили[390]. В частности, из-за сопротивления Карреры тема союза и совместных действий с аргентинцами в тот период не продвинулась дальше разговоров.
Каррера со своим штабом обосновался в Тальке, куда он прибыл с отрядом в 50 человек. Там к нему присоединились ушедшие из Консепсьона войска патриотов. В Тальке Каррера собирал силы для похода на юг. К основной армии патриотов присоединился отряд О’Хиггинса. 7 апреля произошло первое вооруженное столкновение с роялистами у Линареса, из которого патриоты вышли победителями. Захваченных в плен солдат Парехи рассматривали как заблудших и ошибавшихся сограждан, их всех включили в состав армии патриотов[391]. Затем Каррера начал наступление на юг.
29 апреля 1813 г. произошло небольшое сражение с войсками Парехи у Йербас-Буэнас с почти анекдотическим результатом. Патриоты небольшим числом в 300 воинов натолкнулись на роялистов и после короткого боя обратили их в бегство, полностью рассеяв их кавалерию[392]. Правда, сами патриоты думали, что потерпели поражение и отошли к реке Мауле. Подождав два дня и думая, что противник вскоре обрушился на них, патриоты узнали, что роялисты понесли огромные потери и отступили, также посчитав себя проигравшими сражение. 11 мая патриоты перешли реку Мауле и двинулись к Консепсьону. Деморализованные войска Парехи укрылись в Чильяне, городе, всегда стоявшем за старый режим.
25 мая Каррера во главе своих войск освободил Консепсьон. Патриоты устроили казни не только видных роялистов или офицеров, но и простых людей. Как рассказывал в своих воспоминаниях X. Маккенна, к одному из приговоренных к смерти за участие в армии роялистов крестьян прибыл священник для последней исповеди несчастного и выяснил, что тот не только не понимал, за что приговорен, но даже не знал, что в Чили идет война. Каррера не отпустил этого человека, а заменил повешение на 200 ударов кнутом, от которых тот, конечно же, скончался[393]. Неоправданные репрессии вызвали страх и отчуждение народа, предпочитавшего уходить в леса и организовывать партизанские отряды, которые станут доставлять массу неудобств южной армии патриотов.
Каррера стал именовать свои войска «армией реставрации». В воззвании армии к жителям Консепсьона Каррера обращался к героическому прошлому юга Чили, к истории арауканов, которые «три столетия сопротивлялись колоссальной силе Карлосов и Филиппов», не давая покоя европейским тиранам[394]. И это заявлялось в городе, все еще воевавшем с непокоренными арауканами и выросшем как форпост на границе с Арауко. Затем патриоты осадили Чильян. Им казалось, что победа и полный разгром роялистов не за горами.
Войска роялистов и патриотов мало отличались друг от друга по составу, обученности, дисциплине. И с той, и с другой стороны воевали чилийцы. Именитый чилийский историк Ф. Энсина писал: «В Чили между собой воевали сами чилийцы, креолы-патриоты против креолов-роялистов»[395]. Собственно испанцев было ничтожно мало[396]. В армии роялистов в 1814 г. урожденных испанцев было даже меньше, чем в армии патриотов. Фактически это была война одних чилийцев против других чилийцев. В 1814 г. Верховный правитель Ф. Ластра печально констатировал: «Одна часть чилийцев добьется победы, уничтожив добрую часть других чилийцев. Чилийцы будут и среди побежденных, и среди победителей»[397].
Многие историки отмечали, что начало отвоевания Америки испанскими войсками очень напоминало гражданскую войну. Борьба за суверенитет в империи перерастала в войну за власть на местах, где решающее слово принадлежало не войскам метрополии, а самим креолам[398]. От отношения креолов к делу патриотов зависел успех борьбы на этом и на будущих этапах Войны за независимость.
Народные массы, городские низы и крестьяне, не задумываясь, шли за своими лидерами, как патриотами, так и роялистами, повинуясь долгу верности, лояльности местным аристократам, олицетворявших для них основы порядка, религии и права. В период развала испанской монархии именно местная элита оставалась хранителем традиционных ценностей, на которые ориентировались люди. За лидерами патриотов под лозунгами чилийского патриотизма с первых дней борьбы за независимость пошли народные массы. Однако с возвращением испанской короны как активного и сильного политического игрока в Чили часть населения сразу же, повинуясь чувству лояльности и своему пониманию правды и права, вступала в ряды роялистских войск.
Мотивация народных элементов в армиях обеих сторон была обусловлена доминированием традиционных ценностей и отношений патриархального подчинения, свойственных аграрным обществам «старого режима». Неудивительно, что мы не встречаем никаких социальных требований или целеполаганий со сторон народных масс в период всей Войны за независимость, а само освобождение колоний, так называемая «революция освобождения», ограничилось политическим переворотом.
В конце мая хунта выпустила «Манифест к нациям Америки и Европы». В нём Абаскаль назывался «агентом деспотизма, который привел Южную Америку к опустошению, залил кровью Верхнее Перу и Кито»[399]. Хунта объясняла условиями вражеского вторжения жесткие меры по отношению к Перу: в Вальпараисо были конфискованы перуанские корабли, которые будут использованы для защиты Чили от корсаров; был запрещен экспорт пшеницы в Перу. В манифесте заявлялось: вице-король стремится сохранить монополию
