Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Янни Коцонис
5. Собственность, кредит и смысл кооперативной политики в 1911–1914 гг
Итак, стали очевидны: отказ от частной собственности как основополагающего принципа государственной политики, очевидная смысловая корректировка того, что ранее называлось «землеустройством», замалчивание немалой разницы в истолковании сути реформ между земствами и правительством, а также неприкрытое использование правительственных ассигнований земскими управами на посторонние нужды. Все это означало, что многое из того, что правительство считало земельной реформой, на самом деле никак не было связано с частной собственностью или консолидацией общества. Это было отступление от той политики, которую Кривошеин четко сформулировал не далее как в январе 1910 г. — и по крайней мере один раз правительство само призналось в этом в докладе о землеустройстве, опубликованном в 1914 г. Доклад объяснял, что ГУЗиЗ вначале хотело направить весь объем средств на помощь новым единоличным хозяйствам, каждой малой экономической единице. Но «этот бесспорно правильный замысел почти нигде не получил хотя сколько-нибудь заметного осуществления. Индивидуальная помощь хуторским и отрубным владениям неизменно оставалась теоретически сознанной истиной и не продвигалась в жизнь прежде всего по той причине, что при индивидуальной помощи пришлось бы сосредоточить работу на весьма ограниченном числе хозяйств». Автор доклада отметил и серьезные оговорки со стороны земств, которые иногда соглашались работать с еще имевшимися индивидуальными хозяевами, но предпочитали общие программы для крестьянских «масс». Кроме того, земские агрономы самоустранялись от участия в проведении земельной реформы, опасаясь, что она приведет к расслоению деревни, превратит немалую часть крестьянства в изгоев и заставит опасно рисковать «доверием населения», которого агрономы с таким трудом старались добиться[215].
В докладе указывалось, что в свете данных проблем ГУЗиЗ согласилось принять «смешанные» программы, объединяющие индивидуальную и массовую агрономическую помощь. В качестве примера «массовых» мероприятий можно указать на финансирование правительством складов, элеваторов и пунктов зерноочистки, принадлежащих кооперативам. «Индивидуальный» аспект правительственной программы на самом деле представлял собою противоречие: правительство и не могло продемонстрировать, что его денежные средства направляются на поддержку индивидуальных хозяев, да и не настаивало на этом, но в программе отмечалось, что единоличники ведут более интенсивное хозяйство и больше других нуждаются в новой технике, рабочем инвентаре, агрономических приемах и соответственно в кредитах, которые распределяются через кооперативы. Следовательно, как утверждал автор доклада, от единоличников больше, чем от других групп, следовало ожидать обращения к государственным фондам. Повсюду в России основное внимание индивидуальных хозяйств уделяется производству продукции внутри самих товариществ, а местные власти направляют непосредственные усилия на организацию частных собственников в различных типах кооперативов.
Прямые свидетельства взаимоотношений между индивидуальными хозяйствами и кооперативами были сомнительны. Тот же доклад ссылался на опыт Могилевской губернии, где в сельскохозяйственных кооперативах преобладали крестьяне с подворным и отрубным землевладением, а не держатели общинных наделов[216]. Однако читателям следовало бы учитывать высокую вероятность того, что в любых крестьянских учреждениях данной губернии индивидуальные хозяйства составят значительный процент, так как подворное владение здесь преобладало задолго до начала столыпинской земельной реформы. Другая попытка объединить индивидуализацию и кооперативное движение была связана с мелиоративными товариществами, учредить которые ГУЗиЗ предложило Государственной Думе в 1910 г. Это были товарищества для земледельцев, для которых желательные отдельные усовершенствования требовали участия в данном процессе более чем одного хозяйства (например, ирригация, дорожное строительство и незначительные земельные переделы). Чиновники утверждали, что данный вид кооперативов сможет привлечь крестьян, которые уже продемонстрировали «известную сознательность» в отношении свободы распоряжения земельной собственностью. Это означало, что крестьяне присоединятся к новым товариществам как хозяева, видящие в частной собственности достойную уважения ценность, и на этой основе уступят некоторые из своих прав коллективу. В действительности эти утверждения были лишь риторическими, поскольку предлагаемый правительством закон о мелиорации не требовал, чтобы члены такого кооператива непременно являлись частными земельными собственниками: они вполне могли быть и общинниками[217].
Возможно, наиболее символичным проявлением отхода от установки на индивидуализацию стало финансирование коллективного сельского хозяйства. В 1910 г. Комитет по землеустроительным делам одобрил положения, по которым товарищества могли покупать землю, используя для этого государственные ссуды, а их члены — обрабатывать эту землю, совместно используя имеющийся рабочий инвентарь[218]. Вместо того чтобы дробить землю на мелкие участки, как это обычно делали крестьяне Европейской России, инициаторы новых форм хозяйствования планировали сформировать «семейно-трудовые группы», чтобы «вести хозяйство коллективным трудом нескольких дворов». Эта «коллективная обработка земли» позволяла крестьянам возделывать крупные земельные участки, что было более рационально и эффективно. Когда местный агрономический персонал поднял этот вопрос на своих съездах и собраниях, а также в специализированных журналах, коллективное хозяйствование стало изображаться в качестве реальной альтернативы индивидуализации и частной собственности[219].
Таким образом, кооперативы стали главной составляющей аграрной политики в период после 1910 г. В сущности, любое правительственное учреждение, которое занималось делами крестьянского хозяйства, использовало их в качестве посредников и охотно финансировало; в результате все виды кооперативных учреждений стали чаще и чаще упоминаться в официальной периодической и монографической литературе. Совсем не случайно значительный рост кооперативного движения произошел именно после 1910 г.: он последовал за существенным притоком финансирования от ГУЗиЗ, Министерства финансов и земств. Как указывалось в отчете ГУЗиЗ, 1911 год стоит особняком «в истории наших сельскохозяйственных товариществ»: почти половина из существовавших в январе 1912 г. на территории Европейской России кооперативов появились в течение предыдущего года (229 из 512), а из 1361 действовавших в январе 1914 г. почти 80 % было основано в период с 1910 г. Еще 1800 артелей было основано в Западной Сибири к 1914 г., причем большинство из них постоянно получали ссуды от государства и контролировались государственными инструкторами[220].
Министерство финансов увеличило финансирование кредитных кооперативов с 1910 г. Общая сумма ссудных капиталов, направленных через Государственный банк кооперативам, составила 21 млн. руб. в 1909 г. и 150 млн. руб. в 1914 г.[221] Число товариществ за тот же период почти утроилось. В общей сложности, в январе 1910 г. существовало около 3600 кредитных товариществ, а в январе 1914 г. — уже 9500, 95 % из которых успели получить ссуды от Государственного банка[222]. (Зато рост числа ссудо-сберегательных товариществ, которые не получали государственных займов, был сравнительно малозаметен.) Министерство финансов также увеличило выплаты земствам, чтобы помочь им курировать и финансировать кредитные кооперативы через земские кассы. Из 232 губернских и уездных земских касс, существовавших к концу 1914 г., 2/3 были открыты за период с 1911 г., и все они получили
