Время в средневековом городе - Коллектив авторов

Из материалов этого дела – главным образом, из петиции авильских иудеев, представленной в грамоте 1477 г., – известно, что к моменту составления акта кортесов в Мадригале 1476 г. в Авиле существовала и открыто воспроизводилась практика предоставления иудеями кредитов христианам под процент. После обнародования в Авиле постановления кортесов 1476 г. местная иудейская альхама издала решение, запретившее ее членам предоставлять христианам деньги в рост. Казалось бы, что могло в этой связи произойти неожиданного, однако консехо и жители города Авила и его округи стали требовать, чтобы иудеи, несмотря на постановление кортесов и решение альхамы, осуществляли кредитование населения города под процент. По инициативе христианской стороны была составлена королевская грамота, в соответствии с которой короли Фернандо и Изабелла позволили авильским иудеям предоставлять денежные кредиты под процент, аргументировав свое решение практикой, существовавшей в городе со времен короля Хуана II. После того как соглашение консехо и альхамы было таким образом достигнуто и одобрено королевской властью, был заключен ряд договоров между иудеями и христианами о предоставлении денежных кредитов. Однако спустя некоторое время консехо и жители Авилы заявили – и обратились с этим заявлениям к королям – о том, что заключенные с местными иудеями договоры являлись ростовщическими, а потому должны были быть аннулированы в соответствии с постановлением кортесов в Мадригале 1476 г.[695]

Параллельно с этим христиане в массовом порядке заявляли о том, что договоры, заключенные с иудеями, а также их отцами и дедами, являлись сплошь и рядом ростовщическими. По факту таких заявлений был инициирован целый ряд судебных разбирательств, касавшихся операций, произведенных иудеями за большой промежуток времени. По обращению консехо Авилы королями были назначены судьи, которые должны были заниматься рассмотрением возникших в городе долговых тяжб. Преступив к своим обязанностям, в соответствии с процессуальным порядком судьи назначили срок, к которому все иудеи, обвиненные в ростовщичестве, должны были представить в суд сведения о прошлых заключенных с христианами кредитных договорах. При этом Хуан дель Кампо, королевский коррехидор в городе Авила, который должен был осуществлять контроль за ситуацией, в нарушение всех правил издал распоряжение, запретившее местным нотариям предоставлять иудеям выписки с данными о кредитных операциях. Поскольку иудеи в результате таких действий коррехидора не смогли в назначенное время явиться в суд и, предъявив требуемые документы, ответить на предъявленные им обвинения, против них были инициированы предусмотренные в случае неявки ответчика действия процессуального характера, а именно конфискации и розыски с целью ареста[696].

Оказавшись в столь затруднительной ситуации, авильские иудеи поспешили обратиться к королям с просьбой вмешаться в происходящее в Авиле и дать распоряжение, чтобы долги по кредитным сделкам, заключенным в рамках соглашения консехо и альхамы, были выплачены в полной мере, а решения, вынесенные авильскими должностными лицами, в частности, королевским коррехидором, в связи с разбирательствами по старым контрактам, были аннулированы, и нотарии были обязаны предоставить кредиторам-иудеям сведения о прошлых сделках.

Местные христиане, в свою очередь, подали петицию в королевскую курию, изложив в ней свою версию событий. Они, конечно, умолчали и о скрепленном королевской грамотой соглашении консехо и иудейской альхамы о предоставлении процентных кредитов, и о том, что альхама изначально, по факту обнародования постановления 1476 г., ввела запрет на предоставление займов в рост и отказывалась выполнять требования консехо и жителей города; и не упомянули христиане о решении, вынесенном коррехидором Хуаном дель Кампо в нарушение процессуального порядка. В своем обращении они сообщили лишь о том, что они страдали от необходимости выполнять условия ростовщических контрактов, заключенных с иудеями, об обстоятельствах назначения Хуана дель Кампо ответственным за долговые споры в Авиле и о том, что иудеи в назначенный срок не явились в суд для ответа по предъявленным им обвинениям и не представили сведения кредитных операциях[697].

По итогам рассмотрения данных обращений короли дали три грамоты, в dispositio которых в связи с проблемой старых долгов были сделаны следующие распоряжения.

Во-первых, аннулировать все решения, вынесенные местными авильскими официалами, и обязать нотариев предоставлять иудеям требуемые выписки и данные[698].

Во-вторых, передать рассмотрение тяжб по долговым сделкам, заключенным в период с 1473 по 1477 г. – т. е. тех сделок, которые были заключены вне упомянутого соглашения консехо и альхамы, – в ведение нового авильского коррехидора, который должен был заслушать показания обеих сторон и вынести правильное, по его мнению, решение, которое, однако, не должно было основываться на действовавших кастильских законах, прежде всего, постановлении кортесов в Мадригале 1476 г. Решение о неприменении зафиксированных в постановлении кортесов 1476 г. условий было аргументировано заботой об интересах иудеев, поскольку если бы в ситуации авильских долговых споров кастильское законодательство соблюдалось во всей строгости, иудеи потеряли бы все средства, предоставленные взаймы в 1473–1477 гг.[699]

Наконец, в-третьих, долговые контракты, заключенные до 1473 г., проверкам не подлежали, и ни один авильский официал не должен был инициировать в их отношении никаких процессуальных действий[700]. То есть для авильской ситуации вневременность права дебитора на подачу иска против кредитора была заменена привычным способом нормирования времени, а именно определением конкретных сроков, отсчитывавших границы правоприменения. Способ был тем более привычным, что исчислялся, если отсчитывать с момента составления королевской грамоты, зафиксировавшей данное условие, т. е. с 1479 г., шестью годами.

Данное обстоятельство позволяет посмотреть на нормирование срока действия долгового контракта с иного ракурса и уточнить замечания, сделанные ранее в связи с анализом постановления кортесов 1462 г. Шесть лет действия долгового контракта отводились не только на срок кредитования и срок исковой давности, ими же, вероятно, должен был нормироваться и максимально возможный срок подачи иска дебитором против кредитора. Т. е. по прошествии шести лет с момента составления долгового контракта дебитор – в случае, если обязательство было им исполнено, – уже не мог инициировать судебное разбирательство по обвинению кредитора в нарушении законодательства. Удивительно, но до 1476 г. нормирование данного права дебитора в кастильских правовых текстах отчетливым образом не было сформулировано ни разу – акцент всякий раз, в том числе в постановлении кортесов 1462 г., делался на определении сроков, касавшихся реализации прав и обязанностей кредитора.

Похожая на авильскую ситуация была зафиксирована в другой королевской грамоте, датированной 1484 г. В этот раз возможностью проверки старых долговых контрактов, заключенных еще до издания постановления кортесов 1476 г., на предмет наличия в них ростовщичества решили воспользоваться христиане города Витория. Здесь обошлось без откровенных нарушений процессуального порядка со стороны местных официалов – иудеи вовремя «забили в колокола» и попросили королей предусмотреть в данной ситуации «справедливое решение»,