Dux bellorum: средневековый правитель в бою - Камиль Фуркатович Ерназаров
В итоге можно сказать, что именно традиционные рыцарские ценности имеют для Кристины де Пизан большое значение и регулярно выходят в повествовании на первый план, особенно в рассказе о конкретных событиях, а не в теоретических построениях. Заявленные «прагматичные» принципы командования, якобы заимствованные из античности, в таких эпизодах исчезают. Члены королевской семьи — воины и рыцари, и уподобиться им полностью мешает Карлу V лишь болезнь.
Стоит отметить, что жизнеописание Карла V Кристина де Пизан создает по заказу Филиппа Бургундского, до конца защищавшего своего отца в битве при Пуатье. Его сын Жан Бесстрашный в 1396 г. попал в плен в битве с турками при Никополе. Сын Жана Филипп Добрый возглавлял атаку в битве при Гавере в 1453 г.[56], сын Филиппа Карл Смелый, участник многих сражений, в конце концов погиб в сражении при Нанси в 1477 г. Наставления о личном неучастии в битве могли быть им интересны как теория, но не как практический совет.
Кристина де Пизан фактически завершает работу, начатую при дворе Карла V — в ее описании он окончательно становится воином и рыцарем. Она подробно разбирает критику, касающуюся его «рыцарственности» (которая, очевидно, была, раз автор о ней пишет). Карл V — завоеватель и рыцарь, хоть и совершал подвиги, не покидая дворца. Однако при этом остальные герои ее труда — воины и рыцари без каких-либо оговорок. Очевидно, что героические подвиги правителя на поле боя для нее — не предмет для критики из-за необоснованного риска или нецелесообразности, а вполне достойная и одобряемая модель поведения, важная составляющая жизненного пути «владетельного принца».
Отношение Карла V к войне как модель поведения?
Помимо теоретических представлений относительно участия монарха в войне, изложенных в различных нарративных источниках и трактатах, существовала еще и практика ведения войны. Если модель поведения короля заимствовали его наследники, то сомнения в правильности его образа действий можно считать несущественными.
Однако руководство войной из дворца было нетипичным для французских монархов еще долгое время. Карл VI возглавлял французское войско в нескольких кампаниях: уже в возрасте 14 лет в 1382 г. во время похода во Фландрию[57]; против герцога Вильгельма Гельдернского в 1388 г.[58]; в 1392 г. в походе в Бретань, когда у него случился первый приступ безумия[59]. Эта болезнь, правда, положила конец его дальнейшему участию в войнах, ведь монарх был просто опасен для окружающих — во время первого приступа он убил нескольких своих спутников. Тем не менее, он трижды за время своего правления непосредственно выступал в роли военачальника, в том числе в крупной битве при Роозбеке, в то время как Карл V — ни разу. Карл VII, внук Карла V, в 1420-х гг. воздерживался от участия в походах, но после рождения наследника, будущего Людовика XI, неоднократно становился во главе войска. Он участвовал в походе на Реймс и Париж в 1429 г.[60], в 1440 г. был военачальником во время подавления Прагерии — восстания знати при участии дофина, в 1441 г. возглавлял войско, осаждавшее Понтуаз, но был вынужден бежать ночью, когда на помощь гарнизону подошли английские подкрепления[61], а также присутствовал при осаде Руана в 1449 г.[62] Карл VII, очевидно, не был очень воинственным монархом, но во время важнейших кампаний возглавлял или сопровождал войско и по крайней мере один раз — при осаде Понтуаза — подвергался непосредственной опасности. Его сын Людовик XI будучи дофином возглавлял поход наемных отрядов в Швейцарию в 1444 г., командовал войском во время войны Лиги общественного блага, в том числе, в битве при Монлери в 1465 г.[63] Несколько следующих королей Франции — Карл VIII, Людовик XII[64], Франциск I — активно участвовали в Итальянских войнах, возглавляли войска и сражались в битвах. Франциск I попал в плен в битве при Павии в 1525 г. Изучив модели поведения наследников Карла V во время войны, можно прийти к заключению, что отказываться от участия в боевых действиях они не собирались. В большей или меньшей степени король оставался воином, предводителем армии и рыцарем долгое время после времени Карла V[65].
Карл V и обязанность правителя воевать в позднее Средневековье
На образ Карла V в различных источниках, безусловно, влияли стоящие перед авторами задачи и их политические симпатии. Можно говорить, что определенное недовольство пассивной ролью короля по отношению к войне существовало, сохранялась и память о его спорных действиях в битве при Пуатье. В ответ на это при дворе Карла V предпринимались усилия, чтобы сформировать его образ как победоносного монарха, сравнимого с Артуром, и рыцаря, не уступающего Роланду и Оливье. Отказ от противостояния англичанам в битве представлялся как решение не только короля, но и всего его окружения, состоящего из прославленных воинов. В конце концов Карл V оказался победителем и завоевателем, приобретшим сокровища и земли[66]. В случае недовольства или недоумения поведением монарха, этому поведению тотчас подбиралось достойное объяснение. Рассказы о Карле V в трудах современников строятся в соответствии с уже существующими моделями действий «правителя-воина», а дискуссия о его «рыцарственности» — лености и героизме — трусости ведется тоже в рамках укоренившихся в обществе представлений[67]: да, король не воюет, но делает это не из-за своих пороков, а из-за болезни. Современники Карла V искали признаки того, что он являлся доблестным военным лидером. На это же обращали внимание авторы хроник и трактатов при королевском дворе.
Спустя примерно два десятилетия после смерти монарха этот образ даже более ярко — на фоне проблем нового царствования — проявится у Кристины де Пизан, которая попытается обосновать модель поведения короля разумными причинами, но в итоге вернется к тому, что будет оправдывать его отсутствие на поле боя болезнью. Положения о поведении идеального монарха на войне в ее труде применяются только к Карлу V. Общество продолжало ожидать от короля военного лидерства, хотя, как показывает и биография монарха,
