От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”» - Сергей Николаевич Дурылин

сказкою. К сожалению, имя кота ученого до нас не дошло. По некоторым преданиям, его звали Кот Евстафий, – предание это малодостоверно. Иные утверждают, что кот сей прозывался – Платон, но это предположение основано, вероятно, на желании придать Коту ученому больше мудрости и чести, назвав его именем славного человеческого философа Платона, как будто «Кот ученый» нуждается в прославлении и ищет славы, как занимаются этим ученые из рода человеческого. Для кота сего довольно, что его сказкой воспользовались Пушкин и Глинка для своих произведений.

А дедушка Крылов – ни одним людям дедушка, а и всем зверям диким и домашним, всем животным, всем птичкам, – а самое главное – он дедушка всему почетному, роду котиному, кошачьему.

Как можно забыть, что в баснях «Волк и кот», «Щука и кот» он воздал высокую хвалу почтенным котам начала XIX столетия. Как можно забыть, что мудрый Дедушка совершенно справедливо заставил крысу признать: «Сильнее кошки зверя нет!»

Конечно, люди, по зависти, склонны об этом умалчивать. Но совершенно напрасно. Вот бы попробовали пожить без кошек. Что бы вышло? Крысы бы их заели! Проходу им не дали.

Дедушка Крылов, – вечная ему слава! – был мудр: он отдавал должное великому и честному роду котиному. Вечная ему слава! Вечные ему мяу-мяу, курлы-курлы от всей души котиной!

КОТОФЕИЧ – почтенный кот Михаила Васильевича Нестерова – был отменно мудр в жизни. Предпочитал спать возле парового отопления, не снимая с себя шубы великолепного тигрового меха. Знаменитый художник допускал его одного присутствовать при своей работе над картинами. Кот пел, сидючи под мольбертом. Был он мудр и в самих песнопениях своих, Нестеров, в полное изъятие из своих правил, делал зарисовки Котофеича карандашом – это был, таким образом, единственный кот, который зарисован строгим и взыскательным карандашом автора «Отрока Варфоломея». Эти зарисовки принадлежали Алеше, сыну Михаила Васильевича, который очень любил Котофеича и проделывал с ним разные гимнастические опыты, благосклонно разрешаемые Котофеичем. Увы, Котофеич однажды ушел на прогулку и не вернулся с нее… Что сталось с почтенным котом – остается неизвестным.

Вы знаете, кто такой ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ? Это был кот Антона Павловича Чехова. Этот Федор Тимофеевич не раз, не два появляется в чеховских письмах, – и склонен ввести в заблуждение невнимательного читателя, который может подумать, что это – почтенный профессор: с такой почтительностью говорит о нем Чехов.

Даже из своего азиатского путешествия Чехов посылал поклоны Федору Тимофеевичу, чем вводил в заблуждение уже не только читателей, но и мало внимательных биографов: они никак не хотели верить, чтоб эти почтительные поклоны посылались не какому-нибудь генералу от литературы, а простому коту в Москве!

Знаменитый композитор Александр Порфирьевич Бородин, автор оперы «Князь Игорь» и «Богатырской симфонии» (он же – профессор химии) принадлежал к числу самых сердечных друзей кошачьего народа. Вот что рассказывает Н. А. Римский-Корсаков со свойственной ему ворчливостью и иронической суховатостью, которых совершенно лишен был Бородин:

– За обеденным и чайным столом у них царствовала великая неурядица. Несколько поселившихся в квартире котов разгуливали по обеденному столу, залезая мордами в тарелки, или без церемонии вскакивали сидящим на спину. Коты эти пользовались покровительством Екатерины Сергеевны (жена А. П. Бородина); рассказывались их разные биографические подробности. Один кот назывался «Рыболов», потому что зимою ухитрялся ловить лапой мелкую рыбёшку в проруби; другой кот назывался «Длинненьким», – этот имел обыкновение приносить за шиворот в квартиру Бородиных бездомных котят, которых он где-то отыскивал, и которым Бородин давал приют и пристраивал их к месту. Были еще и другие, менее замечательные особы кошачьей породы. Сидишь, бывало, у них за чайным столом, кот идет по столу и лезет в тарелку; прогонишь его, а Екатерина Сергеевна непременно заступится за него и расскажет что-нибудь из его биографии. Смотришь – другой кот вспрыгнул уже Александру Порфирьевичу на шею и, разлегшись на ней, немилосердно ее греет. – «Послушайте, милостивый государь, это уж из рук вон!» – говорит Бородин, но не шевелится, и кот благодушествует у него на шее.

Вопреки иронии сухого Римского-Корсакова, коты не помешали Бородину написать «Князя Игоря», – и спасибо Римскому-Корсакову за то, что, вопреки своему ворчанью на котов, он изобразил так правдиво, во-первых – самих Бородиных с их подлинной любовью к «кошачьей породе», платившей им такою же любовью, и, во-вторых, за то, что, благодаря Римскому-Корсакову, мы знаем все теперь о двух славных «особах» этой породы – о замечательном коте «Рыболове» – и об еще более замечательном коте «Длинненьком», спасителе многих кошачьих молодых жизней.

«Кис-кис» – это слово обычно считается людьми очень кошачьим, принадлежащим к основным словам нашего богатого языка. Нас постоянно кличут: «Кис! Кис!» Но люди не замечают, что самые образованные из кошачьего народа, самые благовоспитанные никогда не откликнутся на это слово. У нас есть собственные имена, как и у людей. И мы откликаемся на эти имена.

Когда маленькие человечьи дети зовут нас: «Кис-кис!» или даже: «К-к», «Кка» и т. п., мы тотчас откликаемся: дети не могут сказать: «Кошка, Кот, Мурочка, Васенька», но когда взрослые зовут нас «Кис-Кис»; это так же глупо, как если б они по-ребячьи звали: «Ба!» – вместо «Бабушка», «Ма!» – вместо: «Мама» и т. д.

Впрочем, у взрослых людей остается много ребяческого, мы это знаем, терпим и иногда откликаемся и на «Кис-кис»! А вообще говоря, уж если начать это слово, то надо договаривать: не «Кис», – а «Киса», что и значит: «Кошка».

Кошкины имена

Авдей

кот-ротозей; мыши играют его усами, когда он спит, наевшись печенки, но когда проснется – бывает мышам плохо! Любит пуховые перинки…

Агап

кот рыжий, толстый, жирный. Обитал с дворником дома № 11 по Маросейке; дома не сторожил, но в подполье лазил не за мышами, а за ветчинкой. Очень часто был в гневе на жильцов дома № 11 и по уважительной причине: за то, что они нарушали заповедь: «не клади плохо, не вводи вора в грех».

Аким

кот очень пестрый, очень усатый, поет басом, добродушен и в пище не брезглив: помнит то, что прочел у Чехова: «Лопай, что дают».

Акулька

кошка дрянная, худая, но юркая: всюду для нее ход, выход, проход и переход. Нос в царапинах. Пол-уса у нее оторвано. Но она не унывает, в ус себе не дует и все поет: «Во саду ли, в огороде…»

Алина

беленькая кошечка хрупкого телосложения, зябкой породы, ходит с розовым бантиком, кушает котлетки из мозгов.

Алёха

кот средних лет, но большого аппетита и немалой лени. Предпочитает ветчину – мышам и говядину – крысам. Мастер ходить «на двор» в комнатах. За что