От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”» - Сергей Николаевич Дурылин

Нюрочка

кошка белой шерстки с сереньким ожерельем вокруг шейки. Пьет только кипяченое молочко, опасаясь повредить себе желудок сырым молоком. Кушает только котлетки: рубленое мясо полезнее нерубленого. Из теноров предпочитает Лемешева, впрочем находит, что котик Димочка с соседней дачи поет не хуже Лемешева и во всяком случае не пускает «петуха», что вообще свойственно только двуногим, а не четвероногим тенорам.

Нюшка

по заявлению этой кошки, она очень не любит свое имя и предпочитает, чтобы ее звали «Аннетт». «Нюшка»! – это звучит как «свинушка» – какая вульгарность!» – жалуется эта молодая кошка. И приводит в подтверждение своих слов, что в старину воспитанные барышни даже не употребляли слов «хрюшка» или «свинья», заменяя их словом: «не рогатая». Итак: Аннетт очень воспитанная кошечка: у нее передние лапки в перчатках, задние ножки – в носочках. Из еды она предпочитает – паштеты…

Олечка, Оль-Оль

кошечка из породы «фру-фру», вся беленькая, ножки тоненькие, носик розовенький, глазки голубенькие. Старушки, глядя на нее, говорят: «Ангелочек, а не кошечка». Но у ангелочка этого очень острые коготки и зубки. Мышек она не вкушает, только играет с ними. А кушает она сырок, яички и сливки. Она – автор известной песенки-романса: «Ах, у меня тоска – всегдашний гость». К этому романсу кот Валерьян Валерьянович написал музыку, и они с Оль-Оль поют это дуэтом: «Ах, у меня на сердце утомленье…» Впрочем, тоска эта легко проходит, стоит лишь попить тепленьких сливок и закусить слоеным пирожком.

Ольгушка

кошка-хозяйка. Рожает ежегодно по восьми котят – и сразу же принимается за их обучение: они у нее все ловят. Крыс, мышей, лягушек, тараканов и пр. И все кушают за обе щеки. «Иначе, где набраться на такую прорву», – справедливо рассуждает Ольгушка. Ее котята все выходят «в люди»: все они хорошие мышеловы и непривередливы на пищу.

Осип Иванович

кот почтенный, с седою бородою, но поет дискантом детскую песенку: «Дили-дили дон, загорелся кошкин дом!» Детские-то песенки поет, а сам под ними взрослую речь ведет: как бы повкуснее покушать. А особенно он любит телятинку с гарниром. Он очень почетный крысолов. Но крыс и мышей не кушает, а предпочитает телятинку да дичинку. Не любит лука: «Я, – говорит, – не от Лукавого, чтобы мне есть лук».

Осип

кот с товарной станции железной дороги. Хромоног, бесхвост: то и другое пожертвовал на нужды железной дороги. ПуТи железнодорожные знает лучше стрелочника. А главное – специалист по осмотру товарных вагонов, да и пассажирских тоже: чутьем знает, где рыбку или мясцо везут. Он тут как тут: гоняет крыс (четвероногих, двуногие сами гоняют его), а если завтракает, обедает и ужинает, как добрый осмотрщик. Любит побаловаться сырком. Поведения примерного.

Оська

это тот же Осип и тот же кот, но меньшего чина: живет при кладовой одного просветительного учреждения, и сам просвещается усердно, имея вкус просвещенного: мышей не ест, а предпочитает американскую тушенку, а еще лучше – колбаску. Впрочем, находит, что своя свининка российская, куда вкуснее.

Кошкин Дом

Где он, Кошкин дом? Всюду, где дом человеческий. У кошки нет отдельного домика. Для нее не строят отдельного домика, как для собаки или для скворца. Дворец, хоромы, хижина, изба, юрта, монастырь, каюта, тюрьма, казарма, шалаш, чулан – вот Кошкин дом: всюду, где приходится волей или неволей жить человеку, – всюду, – но только волею! – поселяется с ними и кошка. И когда бывает разгром человеческого дома – пожар, землетрясение, наводнение, война – это значит: разорен и Кошкин дом. Кошка разделяет бесприютность с человеком.

Такая современная судьба кошки. Она гордо несет ее вместе с человеком.

На печке

Ах, как там тепло, уютно, мирно – на печке! Мурка кормит котят. Она лежит спокойная, счастливая, приветливая. Лежит, придвинувшись к кирпичной кладке, от которой идет тепло. А четыре чудесных малыша-крепыша – желтенький, белый с темно-серой накидочкой и два «кукушонка», из которых выходят обычно красавцы, – четыре детеныша мирно и дружно сосут мать.

Когда гладишь их головки, точно из драгоценного бархата, они не ворчат, не шипят и не пищат, они спокойны, как мать. Никто ни их, ни ее не обидит.

На печке пахнет жильем: сушеными грибами, валенками, ржаными сухарями, – все мирные, теплые запахи. И среди них, в полутьме, за ситцевой занавеской, так хорошо родиться на свет, так хорошо прижиматься к матери, сосать молочко, утыкаться крутолобыми слепыми мордочками в ее мягкую шерсть – и спать сладко, крепко, вкусно-превкусно!

«Какой здесь дышит мир!» Так бы и остался там на печке, с котятами!

Спиридон-поворот[72]

Если б Котик под бочок

Не толкнул бы, – старичок

Спиридон бы день проспал

И мороз бы бушевал

Круглый год, круглый год, —

Изведя людской род.

Но премудрый Котофей

Растолкал его скорей,

Отогнал ненужный сон

И проснулся Спиридон,

И устроил поворот,

Веселя честной народ:

Солнце светит нам сильней!

Славен, славен Котофей!

Спиридон-поворот! Все ждут этого дня, все хотят, чтобы скорее пошло «солнце на лето, зима – на мороз». Мороза-то, по правде сказать, никто не хочет, но вот солнца все хотят. А Спиридон спит да спит. А ежели он не «повернется» 25 декабря – ничему не бывать: солнышко тоже будет дремать зимним сном.

Люди думают: это простое дело – Спиридону повернуться. Как бы не так! Спиридон в медвежьей шубе, в оленьих сапогах, в бобровой шапке, в теплых овчинных рукавицах спит себе на морозце, да посапывает, да в нос посвистывает, да похрапывает: ему тепло, а дышится на легком морозце привольно. Так он и проспал Спиридон – белая борода, красные щеки, так бы и не повернулся на другой бок, если б не кот его Котофей Тимофеич.

Кот, – спаси его, Господи, – видит, что Спиридонову спанью конца не будет, – будил его, будил, мяукал, мяукал, – все бесполезно. Толкнул кот Спиридона под бочок, – а сам ему запел над самым ухом – да так громко, да так сильно, что мертвый проснется:

Спиридон, Спиридон!

Прогони-ка ты свой сон!

Не проспи ты свой часок —

Повернись-ка на бочок.

Надо сна теперь убавить,

На минутку день прибавить.

Спиридон, Спиридон!

Прогони скорее сон!

Кот так громко пел, так усиленно толкал Спиридона под бочок, что Спиридон и проснулся.

– Ты чего? – говорит он коту, зевая.

А кот