От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”» - Сергей Николаевич Дурылин

Ты перед ним – святая Дульцинея,

А за тобою белый паж – Любовь.

Ты в купе роз, как бледная лелея,

Скорбишь в слезах безмолвно. Вновь и вновь —

Склоняешься над книгой ты, бледнея.

Не знаю, относилось ли это стихотворение к кому-нибудь в конкретности, но думается, что образ девушки, созданный в нем Сергеем Николаевичем, предносился в его мечтах, как образ той, которую он мог бы полюбить. Совершенно несомненно, что в те времена любовь для Сергея Николаевича могла быть только любовью к “святой Дульцинее”, любовью к девушке, творимой его собственным воображением!? В эти годы Сергей Николаевич был очень близок с Борисом Леонидовичем Пастернаком. Борис Пастернак писал тогда какую-то литературную вещь, и Сергей Николаевич не раз говорил мне, что это нечто удивительное по силе и оригинальности. Он считал Пастернака гениальным и всегда выделял его из всех знакомых талантливых юношей-поэтов. Помню, как-то раз Сергей Николаевич в разговоре со мной об искусстве и творчестве заметил, что искусство требует от художника строжайшего и труднейшего подвига самоограничения, и привел в пример “скрипку Страдивариуса” и 1-ю симфонию Скрябина.

Часто у Сергея Николаевича были моменты неверия в свои творческие силы, что связывалось у него и с разуверением жизненным, более глубоким, чем разуверение только в творчестве. “А искусство – творчество! – писал он мне как-то. – Я ненавижу иногда всё, что написал. Я почти не верю в себя, не в себя, а в то, что в себе чую кого-то. Я писал на днях Воле[80], и это правда: “Я чувствую, что перестаю ждать. Мне кто-то когда-то шепнул: “Жди. Я приду. Я буду. Я приду”. Не обещая, кто-то обещал мне прийти. И вот, что ни было со мной, я ждал. Про всё я думал: ”пока”… И вот больше и больше вижу, что не меня обманули – я обманул себя ожиданием: ничто не придет”.

И далее идут замечательные строки, приоткрывающие внутренний мир не одного только Сергея Николаевича, но многих и многих из людей нашего поколения: “О, конечно, тут не мое одно несчастье, и не мой один грех! Все мы, русские мальчики, поверив чуду, ждали, что вот оно над нами первыми совершится, первые мы увидим Пречистый лик, любовь наша и творчество наше приведут чудом к тому, что нам засветит вожделенный голубой взор, – и, засветив, навсегда осветит нас и тех, кто любим нами, и наше, – может быть, главнее всего “наше”, ибо правда ведь, что “полюби не нас, но «наше»”… И вот мы наказаны за это – все, от талантливых, гениальных, просвещенных, до самых простых, темных, немудрых, от Белого и Блока, до Северного[81] и Воли…

Увидеть первый зачаток восхода, первую погасшую перед солнцем звезду, заметить и уже ждать, уже требовать почти, уже кричать с радостью, что солнце нам всходит: вот наш грех, вот наша кара; солнце для нас не взошло… Это не случайно, это не только литературная неумелость, это не бездарность моя, что я не мог написать второй части “Дон-Жуана”, что руки от нее отваливались, бумага становилась камнем, на котором тяжело было писать, ибо надо было чертить. 1-я часть – ожидание чуда, луч, принятый за восход, за уверенность восхода, уже предторжество восхода. И вот все отнято: даже поэма, даже стихи…

В один месяц написать несколько тысяч стихов – и затем в два года – два слабых наброска – это, конечно, наказание, предостережение…

Но ведь так не в одних стихах. Что стихи! Бог с ними! Я ведь комнатный стихотворец, я не выхожу с ними из комнаты. Страшно то, что так и в жизни! Вместо радостной чаши с вином – урна с пеплом. Тут ведь Белый[82] только выразил, что и во мне, и в Воле, и в ком еще…

Я делаюсь далеким и чужим самому себе. И на то, что пишу, я смотрю, как на чужое, постороннее. Мне бывает жалко того, кто это все написал, и мне бывает скучно от написанного, мне каждая строчка говорит: “не то”, “не то”.

Где-то у Чехова говорится, что когда варят мыло, то как побочный продукт получается стеарин. Вот мне и кажется, что мы производим стеарин и очень стараемся, а надо-то производить мыло, и тогда как побочный продукт, то есть легко и просто, произведется стеарин. А как сварить мыло, мы не знаем»[83].

А. Галкин

Приложение. Биографическая справка о писателе С. Н. Дурылине, авторе поэмы «Дон-жуан» (1908) и «Муркина вестника "Мяу-Мяу”»

Сергей Николаевич Дурылин родился 14/27 сентября 1886 г. в городе Москве «у Богоявления, что в Елохове, в Плетешках». С 1897 г. учился в 4-й мужской гимназии, бывшем Благородном пансионе при Московском университете. В августе 1904 вышел из гимназии из 5-го класса. Официально – «по прошению матери» («обуян честнейшим и бестолковейшим народничеством: слез с народной спины и стал зарабатывать уроками»), он дает частные уроки, в числе его учеников И. Ильинский.

В 1904 г. начинает работать в издательстве «Посредник», основанном Л. Н. Толстым и руководимым И. И. Горбуновым-Посадовым, встречается с Л. Толстым незадолго до его смерти, о чем оставляет яркие воспоминания (С. Н. Дурылин У Толстого и о Толстом // Прометей: историко-биографический альманах. М., 1980. Т. 12). Толстому были близки педагогические идеи Дурылина (книга Дурылина в издательстве «Посредник» «В школьной тюрьме. Исповедь ученика». М., 1907, 1909). В годы первой русской революции (1905(6)–1907) увлекается революционными идеями, его дважды арестовывает полиция, но, потеряв близкого друга, убитого полицией, разочаровывается в революции и насилии как средстве борьбы с властью.

В 1910–1914 гг. он слушает лекции в Археологическом институте (заочное отделение, факультет археографии, специальность – история литературы и искусства), изучает иконографию, увлекается этнографией, по путевкам от Археологического института путешествует по Северу, копирует наскальные рисунки, пишет и публикует художественные очерки о своих путешествиях («За полуночным солнцем. По Лапландии пешком и на лодке. Спб., 1913 и «Под северным небом. Очерки Олонецкого края». М., 1915 и др.). Занимается в поэтическом семинаре Андрея Белого вместе с Эллисом, входит в его кружок «Молодой Мусагет», дружески сходится с Б. Пастернаком.

С 1912 по 1918 г. он секретарь Московского Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева (МРФО), членами которого были философы и литераторы С. Булгаков, М. Гершензон, Н. Бердяев, Ф. Степун, И. Ильин, В. Эрн, сплотившиеся вокруг редакции журнала «Путь» (главный редактор – Г. Рачинский). По заказу книгоиздательства «Путь» Дурылин работает над одной из первых монографий о Н. С. Лескове для серии «Русские мыслители» (неопубликованная монография о творчестве и религиозности Лескова хранится в