От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”» - Сергей Николаевич Дурылин
на ночь
Ты – в поздний час – ужели не шептала
Слова молитвы, с детства затверженной[44]
Из уст не лгущих – материнских уст?
Долорес
Мне слов твоих неясен смысл.
Мне мать,
Когда я отходила к сну, бывало,
Лишь песни напевала. Их я помню.
Я их пою. Но погоди… Она…
Шептала мне какой-то Девы имя…
Я не могу его произнести.
Забыла… Но когда одной мне станет
Так скучно, так уныло в час ночной,
Когда стучится в дверь бесшумно вьюга
И голоса кричат в горах, и им
В ущельях откликают<ся> другие —
Я вспоминаю мать и Деву, – ту,
Что мать, меня качая, вспоминала…
И вьюга – мне казалось – утихала…
И замолкал тот горный разговор,
И я до у́тра тихо засыпала…
Дон-Жуан
Сойдя с тропы, в горах блуждая темных,
Застигнутая ночью и бедой,
Ты – мне открой – свой взор не устремляла
К далекому, синеющему небу?
Не чудился тебе в нем взор иной —
Всевидящий и знающий пути?
Припав к земле, ты небо не молила
Прорвать тебя обставший горный
плен
И путь тебе неложный указать?
Долорес
Блуждала я в горах. С тропинки
узкой
Сойдя, я верный путь теряла. Долго
Искала я утерянной тропы.
Меня страшил звериный рык
и голос,
И пропасть – темная, – как пасть —
зияла…
Я к небу взор невольно обращала,
У звезд искала верного пути.
Я с детства их узнала сочетанья —
Я в них свой путь не лживо узнаю…
И мне не страшны долгие блужданья…
Дон-Жуан
(в сторону)
Ей непонятна речь моя. Она
Не изучала богословья. Разум
Один лишь служит ей, а он не видит
Дворцов на небе и всезрящих глаз
И к воздуху пустому просьб не шлет[45],
И небо для него – лишь небо, звезды —
Лишь звезды для него.
(К Долорес)
О, Долорес!
Ты правду мне сказла! Но скажи —
Ты будешь умирать. Мы все должны —
Ты знаешь – умереть. Тебе не страшно,
Не жутко будет умереть?
Долорес
Не знаю.
Мне не понять вопроса твоего.
Цветы цветут – и осенью увянут,
И облака в полдневный зной растают —
Чего жалеть? Раскроют лепестки
Весною новые цветы, и снова
По небу облака другие будут
Бежать, сверкать и таять. Я не знаю —
Я Смерти не видала. И страшней
Мне люди, и гроза, что ночью блещет,
И волки, и в горах обвалы.
Дон-Жуан
(про себя)
Мне
В ее речах природа говорила —
Свободная и гордая природа.
(К Долорес)
Ты – горное, чудесное дитя —
Ты радуешь меня, как утро гор,
Как в вечных льдах алмазная заря, —
В глаза твои глядел бы я без сроку,
Простых речей твоих внимая
звуку.
(Они сидят у хижины.)
Скажи мне, Долорес… Когда-нибудь
Случайный путник, бурей занесенный,
Стучался здесь, у хижины твоей,
И на ночлег просился – ты встречала
Его не лаской, не приветом? Ты,
Как мне, ему не отвечала долго
И дверь не отворяла также? Или —
Быть может, кто-нибудь, другую
встречу
Здесь видел? О, скажи мне…
Долорес
Брат, под вечер,
Привел сюда однажды пастуха.
Он молод был.
Дон-Жуан
И был красив, и ты…
Ты лаской встретила его?
Долорес
Я ужин
Собрала им – вина дала и хлеба
И ночи пожелала им покойной.
Дон-Жуан
Но он… он говорил тебе, быть может,
Неясные, но сладкие слова…
Тебе он клялся… Он ласкал тебя…
Долорес
Мне брат сказал – как после
я смеялась! —
Что хижину придется мне оставить,
Что жить я буду вместе с пастухом,
Пасти его стада, готовить ужин,
Что я его должна любить.
Дон-Жуан
Но ты —
Что отвечала ты?
Долорес
Смеялась я
И утром хлеба им дала и сыру…
И проводила их. Мне подарить
Пастух тот обещался на прощанье
Двух коз. С тех пор его я не видала…
Дон-Жуан
(привлекая Долорес к себе)
Ты – мой цветок. И рвать его руками
Неверными и грубыми, и бросить,
И растоптать его красу… Нет! Первый
Раскрою я сплетенья лепестков
И аромат его, как воздух светлый,
Впивать всей грудью буду…
Долорес
Речь твоя
Опять звучит мне песней звучной.
Дон-Жуан
В ней
Еще не прозвучало песен всех
Сладчайшее мгновенное то слово,
Что память не отдаст забвенью… Верно
Его хранят уста, но сердце молит,
И вымолвят уста: «Люблю! Люблю!»
Долорес
О, повтори… как странно это слово…
Дон-Жуан
(целуя)
Люблю тебя, цветок для всех незримый,
Не сорванный, незнаемый цветок…[46]
Люблю тебя, люблю…
Долорес
О, что со мной?!
Мрачится разум… Солнца луг палящий
Меня обвил[47] и нежит, и жжет, и больно,
И сладко мне…
Дон-Жуан
Лови ж его лучи!
Впивай! Люби! Зови, любовь!
Долорес
Люблю…
Из слов одно еще я не забыла:
Люблю… люблю…
Дон-Жуан
(увлекая Долорес в хижину)
О пусть слова исчезнут,
Сольются в звук один: любовь!
(Уходят в хижину)
Лепорелло
(появляясь из-за хижины)
Надолго —
На ночь, на целый день мы здесь застрянем —
А по горам шататься день-деньской
Мне опостылело… Ну, снег пошел…
Таскайся без толку, без проку…
право,
Скорей бы в путь – назад скорей в Севилью…
Таскаясь по местам таким проклятым,
Невольно воскорбишь здесь о душе,
Да и желудок восскорбить не прочь…
А как в Севилью возвратишься – ну как
Отцы святые примутся за нас
Да испытают твердость нашей веры?
Меня теперь мороз уж пробирает —
И сны тяжелые такие снятся —
Что будто я в Севилье щеголяю
В проклятом балахоне сан-бенито[48],
И музыка теперь в ущах такая,
Как будто преисподняя сама
Моей прогулке рада по гвоздям
каленым
В испанских сапогах чугунных[49].
Я
Как пораздумаю, заране плачу
Об участи своей несчастной.
(Доносится слабый колокольный звон к вечернему Angelusy и Ave Maria.)
Никак звонят здесь где-то близко к Ave
Иль это просто наважденье? Нет,
Опять все тот же звон… Ну, не совсем
Мы, знать, погибли!..
(Звон сильнее, сильнее)
Звон сильнее.
Есть монастырь иль церковь здесь в горах.
(Звон сильнее)
Дон-Жуан
(вбегает бледный)
Ты слышал, Лепорелло, слышал?
Звонят… В дорогу… Я не обманулся…
(Звон)
Мгновенный кто-то звал меня
и ждал[50]
Здесь за окном, и путь казал
мне верный,
И образ мне сиял, как утро ясный,
И открывал мне путь – и горы
Пред ним, как облака, дрожали
И таяли, и расступались… В путь!
Безумец я!.. Что медлю? Дни
бегут…