Ночные кошмары: Нарушения сна и как мы с ними живем наяву - Элис Вернон
Большинство эпизодов – это случаи с маленькими пациентами больниц, и Гатри указывает на связь между ночными страхами и болезнями, которые, по-видимому, варьировали от педикулеза до неправильного развития костей, но тем не менее предопределили более поздние исследования конкретно этой парасомнии как симптома или предвестника болезни. Это напоминает мне, как в романе «Дракула» ухудшалось состояние здоровья Мины и Люси и как их беспокойный сон совпадал с явлениями вампира. В одной из историй Гатри рассказывает о восьмилетнем мальчике, поступившем в Паддингтонскую больницу с абсцессом. Он страдал от жара, который, по-видимому, спровоцировал продолжительные ночные страхи и бред.
В ночь накануне нашей с ним встречи он проснулся в 9:30 с криком: «Грабители! Убийцы!» Он прятал голову под одеялом, а когда одеяло снимали, бросался на всех, кто к нему подходил, и кусался. Он никого не узнавал, но внимательно прислушивался к малейшему звуку: ему казалось, что это грабители идут его убивать. Когда на следующий день я его увидел, он все так же бредил. Утверждал, что весь персонал больницы убит, а нянечки – это грабители, переодетые в медсестер. Отказывался от еды, заявляя, что она отравлена, и плевался во все стороны по нескольку часов подряд. ‹…› Он то кричал, то затихал, бормоча под нос «гром и молния» (в день, когда у него начался приступ, была гроза). Маниакальное состояние с галлюцинациями длилось три дня, а затем постепенно прошло.
Были времена, особенно в XIX в., когда ночные страхи считали врожденной патологией, а не чем-то, что может произойти спонтанно. Эта история наглядно демонстрирует, что ночные страхи или приступы бреда, напоминающие парасомнию, в отдельных случаях могут быть вызваны болезнью или травмой.
А еще меня очень позабавило, что среди возможных причин ночных страхов у детей Гатри называет математику. Уверена, все мы согласимся с тем, что наши первые попытки решить примеры с дробями обернулись сущим кошмаром, но Гатри, похоже, искренне верил, что размышления об арифметике во время отхода ко сну способны заставить ребенка проснуться с криком ужаса.
* * *
В начале романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» есть знаменитая сцена, которая наводит на мысль о ночных страхах. Повествование начинается с невеселого детства Джейн, проведенного в доме у ее тети, миссис Рид, вместе с несносными двоюродными сестрами и братом. Джейн в семье изгой, ее вечно притесняют и травят, как в сказке о Золушке. Однажды она наконец-то дает отпор своему противному кузену Джону. Когда тот набрасывается на нее, Джейн ему отвечает. Но, разумеется, едва на место происшествия прибегают взрослые, Джон прикидывается, будто он невинная жертва, а Джейн – злая зачинщица потасовки. В наказание ее запирают в красной комнате – холодной заброшенной спальне, где девять лет назад умер мистер Рид.
В первые часы заключения в красной комнате еще светло, и Джейн в молчаливом негодовании сидит на софе. Пока она не особо напугана, но мысли о смерти мистера Рида, а также столкновение со своим напоминающим призрак отражением в старом зеркале не дают ей покоя. «Я уже была во власти суеверного страха, – рассказывает Джейн, – но час его полной победы еще не настал»[74]. Думаю, подобное испытывали все; возможно, в номере старой гостиницы или после прочтения либо просмотра чего-нибудь жуткого. Вы уверяете себя, что это глупости, но чем больше сгущаются сумерки, тем настойчивее сжимает сердце холодный страх.
А затем «дневной свет стал прощаться с красной комнатой». Девочке постепенно становилось все страшнее, она погрузилась в мысли о призраках и мести усопших. Неясно, бодрствовала ли Джейн в этот момент, но внезапно она увидела в комнате нечто странное.
Откинув падавшие на лоб волосы, я подняла голову и сделала попытку храбро обвести взором темную комнату. Какой-то слабый свет появился на стене. Я спрашивала себя, не лунный ли это луч, пробравшийся сквозь отверстие в занавесе. Нет, лунный луч лежал бы спокойно, а этот свет двигался; пока я смотрела, он скользнул по потолку и затрепетал над моей головой. Теперь я охотно готова допустить, что это была полоска света от фонаря, с которым кто-то шел через лужайку перед домом. Но в ту минуту, когда моя душа была готова к самому ужасному, а чувства потрясены всем пережитым, я решила, что неверный трепетный луч – вестник гостя из другого мира. Мое сердце судорожно забилось, голова запылала, уши наполнил шум, подобный шелесту крыльев; я ощущала чье-то присутствие, что-то давило меня, я задыхалась; всякое самообладание покинуло меня. Я бросилась к двери и с отчаянием начала дергать ручку[75].
Поднялся переполох. В комнату к Джейн ворвались несколько взрослых, недовольных тем, что ее странный, животный крик их до смерти напугал. Появившаяся миссис Рид безжалостно объяснила страх девочки притворством с целью привлечь к себе внимание и вновь заперла ее в комнате. Джейн описывает свое состояние после этого как «нечто вроде припадка». Бронте пишет: «Помню одно: очнулась я, как после страшного кошмара; передо мною рдело жуткое багряное сияние, перечеркнутое широкими черными полосами. Я слышала голоса, но они едва доносились до меня, словно заглушаемые шумом ветра или воды; волнение, неизвестность и всепоглощающий страх как бы сковали все мои ощущения»[76].
Очнувшись, Джейн обнаружила, что рядом с ней находятся семейный врач и несколько взрослых, которые ранее относились к ней очень недоброжелательно. Теперь же в их взглядах читалась серьезная озабоченность. Вскоре она выздоровела, однако запомнила случившееся на всю жизнь.
Хотя произошедшее напрямую не названо ночными страхами, многое в описании указывает на то, что у самой Шарлотты Бронте или у кого-то из ее окружения случались такие приступы. Этот эпизод важен тем, что он наглядно демонстрирует отношение взрослых к детям, страдавшим расстройствами сна. Поначалу на беспокойство Джейн никто не обращал внимания – подобно тому, как игнорировались страхи юного Лафкадио Хирна, о чем я рассказывала в предыдущей главе, – и только когда симптомы стали очевидными и проявились в виде припадка, к ней пригласили врача. Конечно, это не самая главная тема или идея романа «Джейн Эйр», но все же она чрезвычайно важна: относитесь к ночным страхам детей серьезно. Им они кажутся реальными. Например, в исследовании, проведенном в 2001 г., результаты опроса родителей показали, что они представляют себе ночные страхи своих детей не так, как их описывают сами дети. Питер Мурис и его коллеги показали 176 детям в Нидерландах небольшую книжку с картинками, в которой рассказывалось о том, как ребенок боится, когда мама выключает в спальне свет и оставляет его одного в темноте. Затем исследователи задали детям ряд вопросов, выявляющих периодичность, интенсивность и содержание их страхов. Далее родителям задали те же вопросы об их детях. Более 73 % детей сообщили, что испытывают страх во время отхода ко сну, и лишь 34 % родителей согласились с этим[77]. Хотя Мурис и его коллеги не делают предположений относительно того, почему родители зачастую не знают о ночных страхах у своих детей, в заключении сказано, что для устранения расстройств сна все же гораздо полезнее слушать самих маленьких пациентов, а не взрослых.
* * *
Важный период в исследовании и осмыслении феномена ночных страхов наступил после Первой мировой войны. Физические увечья, полученные солдатами, больше не рассматривались как единственные травматичные последствия их участия в боевых действиях. Началась серьезная научная работа по оценке и устранению психического ущерба, нанесенного военнослужащим. Для описания целого ряда симптомов, влияющих на психическое состояние участников боевых действий, включая нервозность, изменения настроения и различные расстройства сна, стали использовать термин «снарядный шок».
В 1918-м, в год окончания войны, канадский психиатр и один из основателей Американской психоаналитической ассоциации Джон Маккарди опубликовал важное исследование этих посттравматических симптомов. Он отказался от термина «снарядный шок» в пользу более серьезного определения, которое он также использовал в качестве названия для книги – «Неврозы военного времени» (War Neuroses). Наблюдая
