Ночные кошмары: Нарушения сна и как мы с ними живем наяву - Элис Вернон
Самое главное, на что обратил внимание Маккарди, – это частота ночных страхов и других расстройств сна у тех, кто возвращался с фронта. В каждом конкретном случае он приводит историю ночных страхов у пациента, указывает его возраст и военную специальность. Пережитые в детстве ночные страхи, по его мнению, свидетельствуют о высокой степени предрасположенности к тому, чтобы ужасы войны вновь проявились через эту парасомнию.
В первом примере приводятся душераздирающие сцены страданий и мучений, которые испытывают солдаты на передовой, а также показано, каким образом сон, вместо того чтобы служить отдохновением для израненной души, может извергнуть из памяти пережитый ад и продлить ощущение ужаса даже в безопасной обстановке.
Вот история из первого примера.
«Пациент – мужчина 27 лет, – пишет Маккарди, – ни разу в жизни не болел». В отличие от некоторых других представленных случаев, у пациента из истории № 1 в детстве не было ночных страхов, и до зачисления на военную службу он считался психически здоровым. В 1915 г. он оказался на передовой во Франции, и его прошиб «холодный пот от страха», когда впервые рядом с ним стали рваться снаряды. Вскоре к этому добавились изменения в настроении: у него начались депрессия и необычная сонливость.
Затем история № 1 принимает печальный оборот. Психическое состояние мужчины ухудшается настолько, что он попадает в госпиталь, где Маккарди его и встретил. «Чтобы как-то держаться, – сообщает Маккарди, – он начал пить». Это сделало его сон еще менее качественным и, скорее всего, имело эффект, противоположный тому, которого добивался пациент: во сне он начал испытывать непривычные переживания. Гипнагогические галлюцинации – те сцены и образы, что возникают у нас перед глазами при отходе ко сну, – стали ярче обычного. Каждый раз, закрывая глаза, он будто вновь оказывался на Сомме и ждал, когда сверху полетят снаряды. В полусонном бреду ему чудилось, что завтра снова на фронт. Эти симптомы мешали ему как следует погрузиться в сон, так как он просыпался, едва они начинали проявляться.
Во время пребывания в госпитале у пациента появились ночные страхи. Маккарди пишет: «В них он вновь был в сражениях на Сомме под беспощадными бомбардировками. Снаряды падали все ближе и ближе, пока один не прилетал прямо ему в голову, и тогда он просыпался с душераздирающим криком. Спустя довольно долгое время он опять засыпал, но почти моментально просыпался от очередного такого сна. Снилось ему всегда одно и то же: бои, в которых он неизменно оказывался в наихудшем положении». Это совпадает с более современными исследованиями бредовых иллюзий у людей, страдающих ночными страхами: им кажется, что они в неминуемой, смертельной опасности, от которой нужно бежать. Очевидно, что солдаты в окопах на передовой постоянно находились в состоянии дикого ужаса перед смертельной угрозой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ночные кошмары стали одним из основных симптомов посттравматического синдрома у ветеранов войны.
Наутро пациент вставал «совершенно измотанным» от повторно пережитого во сне потрясения. К сожалению, его история становилась все трагичнее. Маккарди рассказывает: «Затем из Франции пришло известие о смерти одного из его лучших друзей, что сильно его расстроило. Вскоре после этого в госпитале устроили концерт, он попытался спеть песню, но не смог. Это значительно ухудшило его состояние. Прежние сновидения с еще большей регулярностью стали разрушать его сон». Неясно, что произошло с пациентом дальше. На этом Маккарди заканчивает историю, не сообщая, поправился солдат или нет.
Другой пациент, из истории № 22, переживал особенно сильные ночные страхи. Когда этого человека привезли в госпиталь, ему было всего 23 года. Первые признаки шокового состояния проявились у него в форме снившихся беспокойными ночами ужасов войны. Однако, в отличие от истории № 1, их содержание со временем менялось. Ему перестали приходить в снах специфические образы войны – снаряды, поля брани, удары штыков. Вместо них он переживал очень убедительные чудовищные ситуации, весьма распространенные при ночных кошмарах. Например, «ему снилось, что в госпитале пожар или что вот-вот налетят дирижабли». Маккарди описывает особенно интересный эпизод: «Однажды, когда пациент спал на балконе, ему приснилось, что балкон рухнул, но ему удалось ухватиться пальцами за край. Он проснулся от того, что кричал медсестре, чтобы та пришла и спасла его».
Для Маккарди ночные страхи были одним из важнейших индикаторов невроза. Однако пишет он с чувством безысходности, рассказывая о пациентах, чтобы привлечь внимание к тяжести симптомов, которым, по его мнению, другие врачи не придавали особого значения. В начале книги «Неврозы военного времени» он настоятельно рекомендует врачам относиться к психологическому ущербу так же, как к телесным ранам. Но даже это представляет проблему, поскольку Маккарди, судя по всему, считал, что эмоциональную травму можно исцелить с тем же успехом, что и повреждение мышц или костей. С одной стороны, в «Неврозах военного времени» все истории описаны с чувством глубочайшего сострадания и желанием помочь пациентам. С другой стороны, в конце книги Маккарди предполагает, что если душевные и телесные раны будут восприниматься одинаково, то лечение солдат можно будет усовершенствовать и тогда они смогут вновь исполнять воинский долг. Пациента, по словам Маккарди, «необходимо уверить в том, что его болезнь излечима и потому ему придется в конце концов вернуться [на поле боя]».
Труд Маккарди, хотя он и считал, что ночные страхи солдат можно «излечить» примерно так же, как пулевое ранение или перелом ноги, имел решающее значение для установления того факта, что парасомнии могут возникать в результате травмы. Это было особенно важно в отношении ночных страхов, поскольку прежде считалось, что они встречаются только у детей. Маккарди одним из первых показал, как подобные состояния могут возникать вновь или даже появляться впервые в жизни человека из-за пережитых им ужасов. Он также продемонстрировал, насколько разнообразными и реальными были душевные раны, полученные солдатами, и что излечить их бывает намного сложнее, чем раны физические.
* * *
Как и в случае с другими уже рассмотренными парасомниями, в разных культурах ночные страхи объясняют по-разному. Чаще всего – связью со сверхъестественным. К примеру, на юго-западе Нигерии в племени йоруба этот феномен называют огун ору, что означает «ночная война». В своей статье на эту тему исследователи в области психиатрической медицины О. Айна и О. Фамуйива, работающие в Лагосе, приводят результаты интервью с целителем и троими священнослужителями из племени йоруба. Оказалось, что их представления об огун ору несколько различаются. Двое священнослужителей описали его как наказание, которому подвергают женщин их «духи-мужья», а целитель и третий священнослужитель связали это состояние с тем, что во время него ведьма во сне кормит человека. Последняя гипотеза объясняется поверьем, согласно которому сон о еде вызывает отравление, что и приводит к болезни. Айна и Фамуйива описывают несколько ее особенностей: «(1) приступ происходит ночью, когда человек спит; (2) болезнь объясняется тем, что враг отравил его во сне едой, что следует из проведенного целителем гадания; (3) больной просыпается и не может снова заснуть; (4) он или она ведет себя необычно и беспокойно, может закричать по-козьи»[79].
Исследователи приводят истории нескольких представителей народа йоруба, страдавших парасомниями, демонстрируя столкновение традиционных и научных методов лечения расстройств сна в современных условиях. История одной пациентки, И., особенно печальна.
И., 34 лет, швея, обратилась в клинику с жалобами на периодическое беспокойное поведение, обычно проявляющееся по ночам, уже в течение пяти месяцев. В такие ночи она не могла заснуть и громко кричала, а днем избегала общения с людьми. Эпизод длился один-два дня, затем в течение двух-четырех недель симптомы не проявлялись, после чего наступал следующий
