Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

является системой, а не просто комплексом норм. Структура большой системы поддается существенному изменению очень медленно, в то время как во многих других областях культуры изменения совершаются сравнительно быстро. Язык, таким образом, отражает массовое мышление; он реагирует на все изменения и нововведения, но реагирует слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит моментально»[63].

Однако в другом месте он же говорит о наличии между языком и культурой лишь определенного рода связей.

«Между культурными нормами и языковыми моделями, – пишет он, – существуют связи, но не корреляции или прямые соответствия… В некоторых случаях манеры речи составляют неотъемлемую часть всей культуры, хотя это и нельзя считать общим законом, и существуют связи между применяемыми лингвистическими категориями, их отражением в поведении людей и теми разнообразными формами, которые принимает развитие культуры»[64].

Бесспорно, что, поскольку язык и культура, равно как и мышление, относятся к числу явлений социальных, общественных по своей природе, между ними существуют определенные связи. Несомненно также, что язык, оказывая известное обратное влияние на мышление, тем самым не может не оказывать воздействия и на культуру. Однако вопрос о их соотношении может быть решен только с учетом того места, которое каждое из этих социальных явлений занимает в жизни общества.

Как отмечает П.Н. Федосеев, базис и надстройка, в соотношении которых (как и в развитии общества в целом) базис в конечном счете является определяющим фактором, хотя на него в свою очередь оказывает известное воздействие надстройка, не охватывают всей совокупности общественных явлений. Исторический материализм выдвигает более широкие понятия – понятие материальной культуры и понятие духовной культуры, которые исчерпывают всю сферу общественных явлений[65]. Язык, не будучи надстроечным явлением, представляет собой весьма сложное явление.

«В самом деле, – пишет П.Н. Федосеев, – язык обслуживает не только сферу духовной культуры, он непосредственно связан с производством, обслуживает процессы труда, процессы производства. Далее, он непосредственно связан с социальными отношениями, обслуживает их; он есть орудие общения, орудие борьбы и выступает, следовательно, как составной элемент социальной сферы. К тому же в языке есть идеальная и материальная сторона. Но все-таки следует признать, что язык в основе своей – явление духовной культуры»[66].

Будучи одним из компонентов духовной культуры общества, язык не может оказывать решающего влияния не только на материальную культуру общества, но и на остальные компоненты его духовной культуры. Очевидно, что язык придает некоторые специфические национальные черты непосредственно лишь тем явлениям духовной культуры общества, которые выражаются посредством него. Однако национальная специфика этих компонентов духовной культуры не исчерпывается теми чертами, которые обусловлены языковым способом ее выражения. Известно, например, что произведения художественной литературы сохраняют некоторые специфические национальные особенности и при переводе на другой язык.

Как компонент духовной культуры язык занимает в ней особое место. Материальная и духовная культура общества есть продукт деятельности человека как существа социального и разумного, обладающего специфическим способом познания окружающей его действительности в виде абстрактного, обобщенного мышления. В этом смысле духовная и материальная культура опосредованы человеческим мышлением. Но язык выступает как необходимое средство осуществления специфически человеческого мышления, без которого оно не могло бы возникнуть, хотя бы уже потому, что не могло появиться в результате простого биологического развития предков человека, а есть продукт их социального развития, условием которого является постоянное общение членов человеческого общества, а оно осуществлялось прежде всего посредством языка. В этой связи язык выступает как необходимое условие становления, развития и функционирования других компонентов культуры, как необходимое средство ее сохранения и передачи от поколения к поколению и, следовательно, в известном смысле может рассматриваться как условие возникновения и существования человеческой цивилизации в целом.

Однако, подобно тому как географическая среда, будучи необходимым условием существования человеческого общества, тем не менее, не есть определяющий фактор его развития, а таковым является материальное производство, подобно этому и язык не может рассматриваться в качестве фактора, определяющего характер и развитие человеческого мышления и познания, а также культуры человеческого общества, хотя он и оказывает на них известное воздействие.

Глава вторая.

РОЛЬ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ В ОТРАЖЕНИИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ И ПРОБЛЕМА ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА

[67]

§ 1. К проблеме языкового знака

Возможность абстрактного, обобщенного мышления и познания обеспечивается наличием материальной стороны языковых единиц, которые выступают своего рода посредниками между познающим субъектом и познаваемыми объектами, благодаря чему процесс абстрактного, обобщенного мышления приобретает в известной мере самостоятельный характер по отношению к непосредственным воздействиям внешней действительности.

Знаковый характер материальной стороны языковых единиц, т.е. отсутствие подобия между материальной стороной языковой единицы и ее идеальной стороной (десигнатом), а следовательно, и теми явлениями объективной действительности (денотатом), с которыми она соотносится, является необходимым условием осуществления процессов абстракции и обобщения, образования обобщенного по своему характеру десигната.

Если бы материальная сторона языковых единиц не обладала знаковой природой, то не существовало бы принципиального различия между характером отражения действительности в процессе чувственного познания и того способа отражения, необходимым средством осуществления которого является язык.

В определение знака обычно включается[68] два признака:

1) знаком является материальный чувственно воспринимаемый предмет;

2) этот предмет указывает, отсылает к другому предмету, выступая в качестве его представителя, т.е. обозначает другой предмет.

По определению Гегеля,

«знак есть непосредственное созерцание, представляющее совершенно другое содержание, чем то, которое оно имеет само по себе»[69].

Собственные свойства знака как материального чувственно воспринимаемого предмета нерелевантны по отношению к тому предмету, который он представляет, но они необходимы для того, чтобы тот или иной знак мог функционировать как отличный от других знаков. В этой связи Гегель разграничивает знак от символа.

«Знак, – писал он, – отличен от символа, последний есть некоторое созерцание, собственная определенность которого по своей сущности и понятию является более или менее тем самым содержанием, которое оно как символ выражает; напротив, когда речь идет о знаке как таковом, то собственное содержание созерцания и то, коего оно является знаком, не имеют между собой ничего общего»[70].

В рамках гносеологической постановки вопроса знак (знаковость) противопоставляется образу, который в отличие от знака сходен с тем, что он отражает, подобен ему.

Материальная сторона билатеральных языковых единиц характеризуется всеми указанными выше признаками знака; она, являясь материальным чувственно воспринимаемым предметом, указывает, отсылает к другому предмету, не обладая каким-либо сходством с этим предметом. Говоря о знаковой функции материальной стороны языковых единиц,