Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов
Аналогичным образом и те задачи, которые ставит перед наукой вообще и языкознанием в частности Л. Вайсгербер (вскрыть «несоответствия между языковым познанием и чистым познанием», освободить человека от «языкового реализма» и от навязываемых человеку языком категорий времени и пространства; изучить «миропонимание» каждого языка, его влияние на мышление соответствующего народа с тем, чтобы человек смог выйти за пределы этого «миропонимания» и т.п.), – могут быть выполнены только при том условии, если мышление человека способно выйти за пределы содержательной стороны языковых единиц.
В противовес принципу лингвистической относительности Б. Уорфа Г.А. Брутяном был выдвинут принцип лингвистической дополнительности, который формулируется им следующим образом:
«В процессе познания в связи с активной ролью языка и в силу его специфических особенностей возникает языковая картина мира. Она в целом и в главном совпадает с логическим отражением в сознании людей. Но при этом сохраняются периферийные участки в языковой картине мира, которые остаются за пределами логического отражения, и в качестве словесных образов вещей и лингвистических моделей отношения между ними варьируются от языка к языку в зависимости от специфических особенностей последних. Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируют ее. Словесный образ сочетается с понятийным, лингвистическое моделирование мира – с логическим его отображением, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей»[57] (здесь и далее разрядка наша. – В.П.).
В данной формулировке принципа лингвистической дополнительности прежде всего обращает на себя внимание положение о том, что языковая картина мира, дополняющая его логическое отражение, носит экстралогический характер. Это положение повторяется Г.А. Брутяном неоднократно.
«Языки, – пишет он в другом месте, – по-своему преобразуют итоги мыслительной деятельности, создают побочные представления, которые содержат экстралогические информации, дополняющие в том или ином смысле результат логического познания»[58].
Из высказывания следует также, что язык создает у своего носителя не только особую картину мира, но и преобразует результаты его мыслительной деятельности, носящей логический характер. Говоря в этой связи о той роли, которую играет изучение иностранных языков, Г.А. Брутян утверждает:
«Каждый новый иностранный язык меняет фокус рассмотрения окружающего нас мира, направляет наше внимание на новые аспекты источника ранее воспроизведенного знания, выступает как дополнительный, экстралогический фактор осмысления всего того, что происходит вокруг нас»[59].
Тезис о наличии особой, языковой картины мира, носящей внелогический характер, обусловлен другим принципом концепции Г.А. Брутяна, принципом имманентности языка. Так, он пишет, что
«…именно в процессе познания возникает и развивается мир языковых представлений, который обусловлен имманентными законами данного языка, в силу чего этот мир сохраняет свою относительную самостоятельность»[60].
Г.А. Брутян, в частности, полагает, что развитие языка происходит по своим законам, независимо от развития мышления:
«Связь между названием предметов и их природой, между грамматическими конструкциями и реальными отношениями не может выступать как непосредственная, она опосредована категориями мышления, понятийным составом, логическими конструкциями, которые и выступают как непосредственные аналогии действительности. Название же предметов, становление грамматических моделей и категорий обусловлены внутренними имманентными законами развития живых, разговорных языков и сохраняют свою относительную самостоятельность в процессе познания»[61].
Принцип лингвистической дополнительности Г.А. Брутяна в совокупности приведенных выше основных положений представляется весьма спорным. Как мы видим, в основе его лежит тезис о независимости языка от мышления или, по крайней мере, языка от логического мышления, а также тезис об имманентном характере языка, а этот последний является основным и в гипотезе Сепира – Уорфа, а также в основных направлениях структурализма. Ниже (см. гл. II) мы попытаемся показать, что, хотя язык и представляет собой относительно самостоятельное явление, основным фактором, определяющим формирование языковых значений, является отражение объективной действительности в процессе познавательной деятельности человеческого мышления, имеющего логический характер. При этом выявляется та решающая роль, которую играет развитие категорий мышления, в частности, таких, как качество и количество, в становлении и развитии соответствующих областей лексики (языковых обозначений качественных и количественных признаков предметов и явлений объективной действительности) и грамматических явлений и категорий таких, как категория грамматического числа и т.п. (см. гл. IV и V). Далее, если принять положение, что языковая картина мира имеет внелогическое происхождение, то возникает вопрос, как в этом случае она может в основном совпасть с той картиной мира, которую человек получает в результате логического отражения. Остается также неразъясненным и вопрос, используется ли язык в процессе логического отражения действительности, и если используется, то как оно может осуществляться, когда содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер. Наконец, не может считаться достаточным и фактическое обоснование принципа лингвистической дополнительности – Г.А. Брутян в этой связи ссылается лишь на факты различия внутренней формы слов, выражающих одни и те же понятия в различных языках. К тому же здесь необходимо учитывать, что, во-первых, значение слова не сводится к его внутренней форме, а во-вторых, последняя не является предметом мысли, в выражении которой принимает участие данное слово[62].
Из того понимания соотношения языка и мышления, языка и познавательной деятельности, которое развивается в рассмотренных выше направлениях языкознания, семиотики и философии, логически следует вывод о том, что язык определяет не только характер мышления, познавательной деятельности человека, но и тип, нормы культуры и в конечном счете структуру и развитие самого человеческого общества. В языкознании данная точка зрения последовательно развивалась в работах Л. Вайсгербера, который полагал, что структура общества и его история полностью определяются языком и историей его развития. Правда, Л. Вайсгербер, отступая от этого своего основного принципа, был вынужден признать и обратное влияние общества на структуру языка.
Явную непоследовательность проявлял в этом вопросе Б. Уорф. Так, с одной стороны, он говорит о прямой и достаточно жесткой зависимости культуры от языка:
«Что было первичным – норма языка или норма культуры? В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на друга. Но в этом содружестве природа языка является тем фактором, который ограничивает его свободу и гибкость и направляет его развитие по строго определенному пути. Это происходит потому, что язык
