Конфликты низкой интенсивности в американской военно-политической стретегии в начале XXI века - Владимир Игоревич Батюк

Следует отметить, что в Пентагоне склонны приписывать применение этой самой гибридной войны на практике российской стороне. Как заявил, выступая в сенатском комитете по делам вооруженных сил командующий Европейским командованием США генерал Ф. Бридлав, «Россия применяет гибридную войну (которая включает регулярные, иррегулярные и кибернетические формы ведения войны, равно как политическое и экономическое принуждение), чтобы захватить Крым, поддерживает сепаратистскую лихорадку в некоторых суверенных государствах и замороженные конфликты в своей так называемой сфере влияния или ближнем зарубежье. В поддержку всех этих прямых подходов используется постоянное присутствие российской пропагандистской машины, которая интегрируется в глобальные СМИ, с тем чтобы использовать в своих интересах симпатизирующее России или ожесточившееся население»[14].Таким образом, руководство вооруженных сил США может использовать различную терминологию для определения понятия «конфликт низкой интенсивности», однако при этом в Пентагоне исходят из того, что в ходе такой войны могут участвовать как государственные, так и негосударственные субъекты и применяться весь спектр военных, экономических, политических, дипломатических и пропагандистских возможностей. При этом один лишь военный разгром вражеских вооруженных сил и/или иррегулярных вооруженных группировок может оказаться совершенно недостаточным для окончательной победы. Как указывалось в цитированной выше Национальной военной стратегии США, «нанесение поражения НЭО в конечном счете потребует обеспечения безопасности и экономических возможностей для населения, оказавшегося в зоне риска. Таким образом, кампания, направленная против НЭО, потребует от наших военных в тесной координации с другими американскими ведомствами и международными организациями оказания помощи местным правительствам в искоренении причин конфликта. В рамках этих усилий американские военные регулярно оказывают гуманитарную помощь и помощь в ликвидации последствий стихийных бедствий…»[15]

Участие США в конфликтах низкой интенсивности: концепции и реалии

В XXI век американские правящие круги вошли с твердой уверенностью в том, что он будет еще одним Pax Americana. В Вашингтоне считали само собой разумеющимся, что в любой обозримой перспективе будет существовать однополярный мир, в котором Соединенные Штаты сохранят безоговорочную гегемонию.

Каким же образом американское военное ведомство претворяло в жизнь эту политическую установку на глобальное американское доминирование? В соответствии с Четырехлетним обзором Министерства обороны, изданным в марте 2006 г., в американской военной политике за 2002–2006 гг. произошли следующие перемены: «Если попытаться охарактеризовать природу трансформации Министерства обороны… <…>… то будет полезно рассмотреть ее как смещение акцентов, для того чтобы встретить вызов со стороны новых стратегических условий:

― от угроз со стороны национальных государств — к децентрализованным угрозам сетевого характера от негосударственных врагов;

― от войн против наций — к ведению войны в странах, с которыми мы не находимся в состоянии войны (убежища террористов);

― от статической обороны, гарнизонных сил — к операциям мобильных, экспедиционных сил;

― от крупных конвенциональных боевых операций — к разнообразным иррегулярным, асимметричным операциям;

― от сил передового базирования — к перебазированию на территорию континентальных США с целью поддержки экспедиционных сил;

― от кораблей, пушек, танков и самолетов — к информации, знанию и своевременным разведданным;

― от статических союзов — к динамичным партнерствам»[16].

Американское военно-политическое руководство исходило из того, что после окончания холодной войны вероятность большой войны между великими военными (то есть ядерными) державами практически равна нулю, в то время как локальные вооруженные конфликты лихорадят многие регионы земного шара. Поэтому основная угроза безопасности США исходит не от регулярных армий, а от негосударственных субъектов — врагов Америки, таких как террористические и криминальные группировки, участники которых объединены не в иерархические, а в сетевые структуры. В таких структурах отсутствуют выраженные руководящие центры и преобладают не вертикальные, а горизонтальные связи. Вооруженные силы Соединенных Штатов должны быть готовы взять верх в борьбе с этим новым врагом, осуществив переход из индустриального в информационный век[17].

Сама жизнь заставила Вашингтон адаптироваться к угрозам и конфликтам низкой интенсивности нового типа, в том числе и с негосударственными субъектами. Военно-политическое руководство Соединенных Штатов было даже готово пересмотреть традиционные представления о безальтернативности иерархических структур боевого управления. Как свидетельствует история, выиграть такие войны за счет одного лишь технического превосходства невозможно, и опыт участия американских войск в военных действиях в Афганистане и Ираке показал это со всей очевидностью. «Ирак и Афганистан напоминают нам, что только военный успех недостаточен для достижения победы, — отмечается в этой связи в Национальной оборонной стратегии 2008 г. (National Defense Strategy 2008). — Помимо безопасности к числу неотъемлемых составных компонентов долгосрочного успеха относятся экономическое развитие, институциональное развитие и власть закона, а также поддержка внутриполитического примирения, строительство государственных институтов, обеспечение базовых услуг людям, подготовка собственных военных и полицейских сил, обеспечение стратегических коммуникаций. Мы как нация должны усиливать не только собственные военные возможности, но также укреплять другие важные элементы нашей национальной мощи…»[18] Иными словами, официальному Вашингтону пришлось делать то, что он изначально делать не планировал, то есть заниматься миротворчеством и строительством наций.

Переломным моментом стало появление в феврале 2008 г. нового полевого устава — FM 3-07 Stability Operations, в котором впервые содержалось положение о том, что обеспечение безопасности гражданского населения и послевоенной стабилизации является не менее важной задачей, чем достижение военной победы. «С публикацией в феврале 2008 г. FM 3-07 операции по стабилизации получают в глазах командования сухопутных войск одинаковый статус с оборонительными и наступательными операциями, — отмечают в своей статье в журнале Military Review генерал-лейтенант У. Колдвелл и подполковник С. Леонард, авторы этого нового полевого устава. — Тем самым армейское командование, по сути дела, признало, что формирование ситуации в гражданской сфере через операции по стабилизации зачастую более важны, чем победы в боях и сражениях»[19].

Следует отметить в этой связи, что новый полевой устав не остался на бумаге. После его введения в действие некоторые американские армейские офицеры выражали озабоченность относительно того, что подготовка к операциям по стабилизации проводится в ущерб боевой подготовке. «Боевые бригадные группы сухопутных войск, готовящиеся к переброске в Ирак и Афганистан в Форт-Ирвин в Калифорнии и в Форт-Полк, Луизиана, готовятся лишь к контрповстанческим операциям, — отмечал, в частности, в своей статье в журнале «Джойнт форсез куортерли» (JFQ) полковник Дж. Джентил. — Вместо того чтобы проводить время в учениях батальонного и бригадного уровней с целью подготовки к войне с потенциальным противником, они обучаются перестройке деревень и особенностям межкультурной коммуникации с местным населением». Полковник Джентил делает вывод о том, что, готовясь к проведению операций по стабилизации, американские вооруженные силы могут утратить навыки вести войну