Либеральное мышление: психологические причины политического безумия - Лайл Росситер
Признание в нарушении автономии
Итак, в детстве я не ощущал себя любимым и значимым, в безопасности и покое, поскольку моим близким было на меня наплевать или у них не было сердца. Моим душевным состояниям они почти не сопереживали, а моих потребностей не понимали. В те годы я часто чувствовал себя подавленным, испуганным, незащищенным, брошенным, ненужным и злым, и что бы я ни делал, у меня никак не получалось облегчить свои мучения. В попытках получить то, чего мне так хотелось бы, я, бывало, хныкал, закатывал истерики, ревел во всю глотку либо яростно вопил. И когда в итоге у меня получалось так чего-то добиться, чувствовал, что хоть что-то могу. Порой я старался наказать людей, которые отказывали мне, проявляя упрямство, оппозиционность, озлобленность и непокорность. Иногда я чувствовал себя деструктивным и даже садистом: я дрался, кусался и пинался, ломал и портил все вокруг. В результате порой люди шли у меня на поводу, и я снова понимал, что прекрасно умею быть небезобидным, но в то же время, поскольку я не получал заслуженных тумаков за свои истерики и никто не пытался меня урезонить, такая безнаказанность не давала мне шанса исправиться, перестать быть избалованным монстром.
С годами я пришел к убеждению, что жизнь – это игра во власть, которая не обходится без контроля, манипуляций и запугивания. И теперь, став взрослым, я стремлюсь подчинять себе других, особенно если не получаю того, чего хочу, моментально. Тогда уж я найду способ воздействия на них: будет надо – загоню в угол и стану отслеживать каждый их шаг. Либо начну умело давить на нужные струны, но своего добьюсь.
Порой я все еще переживаю – тогда и слезы на подходе, и жалобы, и бессильная ярость, – что жизнь ко мне так же несправедлива, как в детстве. Ведь мне по-прежнему кажется, что до меня никому нет дела, а если и есть, то лишь бы уязвить меня побольнее. Меня бесит их богатство и возможности, но в то же время я всех этих «счастливчиков» опасаюсь: не покидает ощущение, что все они как-то ухитряются выезжать именно за мой счет. Особенно я ненавижу тех, кому вообще плевать, кто я и как я живу, и они держатся так, словно меня и вовсе не существует. Вот их и нужно заставить относиться ко мне по-человечески, ведь пока они спокойно проплывают мимо на своих волнах успеха, я чувствую себя полнейшим ничтожеством, отребьем, прислужником, хотя и довольно озлобленным. Я физически ощущаю их пренебрежительный настрой и хочу отплатить им тем же, как-то унизив их. И тогда становлюсь надменным, веду себя начальственно и от всей души выказываю им свое презрение, а то и отвращение.
Чтобы излечиться от причиненных мне страданий, я должен получить контроль над другими людьми и их возможностями. Только так я смогу почувствовать себя счастливым и защищенным, а мои терзания наконец-то прекратится. Если я смогу взять под контроль рычаги власти, то ни страх, ни горечь разочарования больше меня не одолеют. На смену жалкой беспомощности ко мне придет ранее неведомое всемогущество. Размах, который меня интересует, – власть правительства. Современное государство-родитель позаботится о том, чтобы люди потрудились во имя моего благополучия и успеха таких же, как я. Государственная власть – вот тот самый инструмент, который заставит других платить за нас, с кем так жестоко обошлись.
Мне, к сожалению, не получить таких возможностей в свободном обществе, где граждане могут жить по своему усмотрению. Ну да, я тоже вовсе не против жить по своему усмотрению. Но я не хочу, чтобы это право распространялось и на других, ведь тогда этим другим никакого дела не будет до моих требований, касающихся экономических благ, социального статуса, авторитета и политического влияния. Я, конечно, мог бы воспользоваться предложениями благотворительных организаций, финансируемых свободными людьми, но этого же так мало! Допустим, у меня получилось надавить на жалость, и граждане свободного общества попытаются мне помочь. Но вся их помощь никогда не обеспечит мне того образа жизни, о котором я мечтаю. Если я вдруг продемонстрирую свое раздражение и злость, или вздумаю обвинять их в своих бедах, или примусь спорить с ними, то эти «свободные люди» тут же покажут, что потеряли ко мне интерес, а это, на мой взгляд, настоящее оскорбление и даже некая угроза.
Вот я и вынужден не принимать такой вариант свободы, который позволяет другим игнорировать мои требования. Мне необходима уверенность, что их можно заставить обеспечивать меня, даже если им такая идея вовсе не нравится. Дело в том, что у меня есть определенные позитивные права, и я требую, чтобы они соблюдались. Я, например, имею право получать то, что хочу и в чем нуждаюсь. А мои права превыше любых имущественных прав, защищающих свободу личности. Я категорически против любых соглашений, при которых поддержание моего благополучия не является законной обязанностью других. Потому и отвергаю всяческие способы регулирования отношений взаимным согласием – такому я доверять не могу.
И по этим же причинам я отказываюсь признавать суверенитет других людей, потому что тогда я не смогу их контролировать. Отдельных эгоистов и скупердяев нужно насильно лишить их излишков, то есть пусть они отказываются от своей власти, богатства и статуса в пользу тех, кто в этом нуждается. Иначе они так и будут наплевательски относиться к нам, живя, как всегда, в свое удовольствие. Их свобода от юридических обязательств по обеспечению моего благополучия означает, что я сам в ответе за все, что происходит в моей жизни, а это несправедливо. Я не согласен с тем, что я сам должен улаживать все свои проблемы и получать необходимое: либо изготавливая это, либо зарабатывая на это, либо добровольно сотрудничая с другими, либо обмениваясь собственностью по взаимному согласию, либо убеждая других удовлетворять мои потребности, – так же, как я сам это делаю. На самом деле я не только боюсь жить своей собственной жизнью, но и злюсь на то, что мне вообще приходится с кем-то взаимодействовать. Мне нужна безопасность и уверенность в том, что, согласно закону, другим людям положено отвечать за мою жизнь, уважать меня и помнить о моем высоком предназначении, обязывающем их предоставлять мне все, что нужно, не ожидая от меня ничего подобного взамен. Поскольку в детстве меня не щадили, теперь мне нужна компенсация, и я не должен кому-то что-то отдавать. Пусть люди любят меня и заботятся обо мне просто за то, что я есть, а не