Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

Деннис Патрик Слэттери, доктор философии, заслуженный профессор кафедры мифологических исследований в Pacifica Graduate Institute. Среди его последних книг – «Путь мифа: тонкая мудрость историй» и «Вымыслы наших убеждений: эссе о культурном воображении».

Сайт автора: dennispatrickslattery.com.

Введение

Жизнь, взятая взаймы у праха

Непостоянство – единственное обещание, которое дает нам жизнь, И оно исполняется с безжалостной точностью.

– Дженнифер Веллвуд

За последние пять лет мне провели плановые операции по замене коленного и тазобедренного суставов, внеплановое лечение рака, включавшее операцию, лучевую терапию и химиотерапию, хирургическое вмешательство по поводу тромбоза глубоких вен, а также две сложные операции на позвоночнике – мои позвонки треснули, возможно, в результате лечения рака. Теперь моя тазовая кость соединена с позвоночником металлическими болтами. Последние годы были наполнены болью и чередой медицинских процедур. И все же, покидая больницу, я продолжал работать психоаналитиком. Из-за неопределенности медицинского прогноза мы с женой недавно переехали в дом престарелых. Но, несмотря на все это, мои мысли чаще были заняты не хрупкостью тела, а работой с аналитической психологией. Меня самого удивило, что мое сознание было погружено в нее больше, чем в мое собственное здоровье. Единственный вывод, к которому я прихожу: труды Карла Юнга и аналитическая психология продолжают питать, направлять и оживлять – по крайней мере, мою душу. Если бы это было не так, я, вероятно, собирал бы марки, вязал бы салфетки или уже давно был бы мертв.

Хотя это направление всегда оставалось на периферии современных психологических школ, меня никогда не тревожило, что аналитически ориентированных терапевтов так мало. Если мы следуем своему пути и помогаем пациентам – эта глубокая работа становится противовесом общепринятому подходу, в котором главным считается просто устранение симптомов. Но я убежден: за большинством психических расстройств стоит именно вопрос смысла. Когда человек теряет связь со своей душой, это порождает страдание, которое неизбежно разливается по миру: в отношениях, в судьбах детей, в ткани самой жизни.

Как указывал Юнг, невроз – это страдание, которое еще не обрело смысл. Он, конечно, не отрицает страдания, но напоминает: осознание смысла наших непростых путей помогает пережить тяжелые времена.

Юнгианская модель требует от человека многого, но и награда велика. Как я говорил своим пациентам, наша работа – не в том, чтобы «вылечить» вас, ведь вы не болезнь. Это – призыв к более глубокому диалогу, который сделает вашу жизнь интереснее и, возможно, приведет вас в духовные пространства, куда вы не планировали заглянуть, но каждое из них придаст вашему жизненному пути более насыщенный, глубокий тон.

Оглядываясь на начало своей карьеры, когда я был профессором гуманитарных наук, я начал преподавать Юнга, потому что считал его понимание природы символов проницательным. Когда психе «одарила» меня депрессией середины жизни и я впервые оказался на приеме у аналитика, что-то внутри меня вдруг поняло: все, что я знал о концепциях Юнга, было до обидного поверхностным. Пока эти идеи не воплотились в плоть, пока они не стали способом размышлять о жизни такой, какой она есть на самом деле, они оставались всего лишь тем, что Альфред Норт Уайтхед назвал «бескровным танцем категорий».

В рамках своей подготовки я три года работал на полставки в государственной психиатрической больнице. Меня закрепили за закрытым отделением, и мне велели всегда носить галстук, чтобы вечером охрана могла отличить меня от пациентов и выпустить из корпуса. Масштаб человеческих страданий, с которыми я там столкнулся, просочился во все слои моей собственной жизни. С детства, имея за плечами свои болезни, я жил в странной смеси восхищения и страха перед больницами. Старший врач, к которому меня прикрепили, однажды привел меня на вскрытие. Несколько дней после этого я не мог выбросить из головы это вздувшееся тело – и постепенно до меня дошло, что моя собственная психе каким-то образом разыграла это возвращение: снова привела меня туда, откуда я ускользнул в юности.

Когда я поделился этим с аналитиком в Цюрихе, он коротко заметил: «Когда справишься со своими страхами, страхи других людей перестанут пугать».

Вскоре после этого я помогал врачу зашивать лицо мужчине, которому в голову запустили стул. И я не мог не восхититься мудростью и автономностью психе, которая столь тонко, почти незаметно вернула меня в тот мир, откуда я некогда сбежал, выбрав заманчивое убежище ума. Как бы странно это ни звучало, моя психе искала исцеления, возвращая меня к месту травмы. Теперь я был достаточно взрослым, чтобы встретиться с этим напрямую и найти смысл там, где детское сознание могло найти только ужас. Мы знаем, что страх – это нормально. Но жизнь под властью страха – совсем другое. Сегодня я вижу ту стажировку как мое самое личное посвящение в целительные намерения психе.

Как и многие, кто проходил анализ, я учился прислушиваться к миру снов, к активному воображению и начинал задавать себе вопросы: «Какому внутреннему стремлению это служит?» Вопрос кажется простым, но именно с него начинается путь к глубинному исследованию. Проблема с бессознательным в том, что оно остается бессознательным.

Недавно, находясь в больнице, я услышал от медсестры вопрос о том, чем я занимаюсь. «Чем это отличается от обычной психологии?» – спросила она. «Ну, хотя бы тем, что мы пытаемся наладить диалог с бессознательным».

Она задумалась, а потом сказала: «Поняла. Вы работаете с людьми в коме». Чем больше я размышлял над ее словами, тем больше понимал, насколько они точны: ведь большую часть времени мы и сами находимся в измененном состоянии сознания. То есть нами движут страхи, мы отвечаем на вызовы жизни привычными, рефлекторными реакциями и, в большинстве случаев, не осознаем огромных психодрам, разыгрывающихся в глубинах нашей психики.

Среди всего этого шума мы интуитивно ощущаем, что у нас есть психе – нечто глубинное, знающее нас лучше, чем мы сами, нечто, что остается с нами на протяжении всего этого тернистого пути.

Последние полвека я посвятил тому, чтобы доносить идеи, установки и практики аналитической психологии до как можно большего числа людей – через преподавание, книги и работу в кабинете. Это сложно назвать просто работой – скорее это то, что принято называть «призванием». Если я нахожу в этом благо для себя, почему бы не поделиться им с другими? И я снова и снова вижу: многие люди испытывают глубокую жажду жизни психе и готовы пройти сквозь огонь перемен, чтобы открыть себя чему-то новому. Пусть популярная культура и предлагает бесконечный выбор развлечений,