Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

Позвольте мне показать вам фотографию одного малыша, который кажется вполне счастливым[4]. Этот ребенок улыбается, выглядит абсолютно довольным и умиротворенным. Разве он не блаженствует? Разве не находится он на вершине счастья? Он спокоен и даже не подозревает, что на него надвигается – словно поезд, вышедший из Ньюарка в 06.45 и несущийся со скоростью 86,4 мили в час, – череда неприятностей. Поскольку он еще не посещал уроки математики, которые помогли бы вычислить, когда именно этот поезд прибудет к его двери, мы позволим ему оставаться беспечным как стрекоза. Но, насколько нам известно, стрекозы не отличаются особо высоким уровнем сознания. Именно сознание и наша способность воображать разные версии реальности делают наши тревожные часы такими мучительными. В стихотворении Флер Эдкок «Вещи» рассказчица просыпается среди ночи и оказывается окруженной всеми «вещами», которые вызывают у нее беспокойство. Но сколько бы она ни пыталась отогнать гнетущие мысли, порождающие вину, тревогу и страх, все, что ее беспокоит, собирается у ее постели, сгущается и становится все тяжелее и тяжелее[5]. Узнаете в этом описании тени, которые так любят приходить в призрачные часы предрассветной тишины?

Но как часто мы задаем себе вопрос: а должны ли мы быть счастливы? Если мне предназначено быть счастливым, но я не счастлив – значит ли это, что со мной что-то не так? Для большинства живых существ счастье не кажется чем-то значимым. Им достаточно найти место для сна, защиту от хищников и пищу, чтобы утолить инстинктивные потребности. Но человек остается пленником своей растерянности, тревоги и замешательства перед всей этой жизненной неразберихой.

Когда я учился в Швейцарии, мне удалось снять комнату у адвоката и использовать ее как кабинет, пока тот был на работе. Однажды он вернулся раньше и застал плачущего пациента. Позже он спросил меня, зачем мне вообще проводить время с теми, кто плачет. Я не стал рассказывать ему, как во время интернатуры в психиатрической больнице меня пригласили на вскрытие. Это не доставило мне удовольствия, но мне было интересно узнать больше о том, как устроено тело и как проводится аутопсия. Кажется, я все же сказал ему, что я был рад и польщен оказанной мне честью – присутствовать при чужих страданиях, но, думаю, он этого не понял, и поэтому наш разговор намеренно скатился в пустую болтовню.

Моя мысль в том, что, возможно, жизнь лишена смысла, но мы – существа, жаждущие смысла, движимые стремлением понять ее. А когда это оказывается невозможным, мы хотя бы пытаемся выстроить с жизнью осмысленные отношения. Мы знаем из архетипической психологии, из глубинного опыта первобытных религиозных переживаний, из квантовой физики и из взгляда художника на мир, что в своей основе все есть энергия. Материя – это всего лишь временная форма, в которую эта энергия складывается. (Как говорил Пьер Тейяр де Шарден, материя – это дух, замедлившийся настолько, что его можно увидеть.) Очевидно, религиозный символ или молитва, произведение искусства или любая выразительная практика способны воздействовать на психе, перенаправляя застрявшую, омертвевшую или отщепленную энергию. Смысл делает жизнь выносимой – это и есть тот дар, который дает нам возможность быть здесь, в этой «беспощадной топке мира». Как однажды заметил жизнерадостный филолог из Базеля, Фридрих Ницше, тот, у кого есть «зачем», выдержит любое «как».

Но, по-видимому, концепция счастья обладает высокой рыночной ценностью. Никогда не увидишь мрачную семью, уезжающую на новой «Тойоте». Во время рекламных пауз телевикторины можно узнать обо всех новых страшных болезнях, поджидающих стариков, и о чудесно названных препаратах, дозировка которых точно рассчитана для излечения, но заодно предполагает целый список побочных эффектов, прочитываемых диктором со скоростью скорострельного пулемета. А еще у нас есть позитивная психология, призванная пропагандировать правильное мышление и правильное поведение. Появление этого модного подхода к жизни особенно характерно для американского менталитета. Американская установка «Я могу» в сочетании с целеустремленными, энергичными усилиями якобы приносит счастье и чувство благополучия. Однако брат наш Иов, живший две с половиной тысячи лет назад, был первым позитивным психологом, который полагал, что правильные мысли и правильные поступки ведут к изобилию и процветанию. (Не буду напоминать, что с ним случилось.)

Один из самых популярных курсов в одном из престижных университетов США – «Наука о счастье», который ведет доктор Лори Сантос; курс «раскрывает заблуждения о счастье, раздражающих особенностях нашего ума, которые заставляют нас думать так, как мы думаем, а также исследования, способные помочь нам изменить это» Студенту предлагается внедрять новые модели поведения и ожидать новых результатов. Неудивительно, что этот курс так популярен среди несчастных студентов, которые убеждены, что могут не только решить конкретную проблему, но и исправить все проблемы общества.

Возможно, утопическое представление о построении жизни, наполненной счастьем, было бы не только возможным, но и желательным для всех нас – если бы вселенная только захотела сотрудничать. Если бы правильные установки и практики могли предотвратить метастатическое распространение опухоли, если бы тот болт на американских горках был замечен до того, как вагончик соскользнул с рельсов, если бы ребенка, выбежавшего на дорогу, кто-то позвал домой, где он был бы в безопасности… Но страдание приходит ко всем. Возможно, говоря о «раздражающих особенностях ума», профессор Сантос интуитивно улавливает присутствие тех мучительных комплексов, которые мы все приобретаем на своем пути. И да, их можно и нужно подвергать сомнению, чтобы не оказаться в ловушке страдания. Каждый комплекс – это защита восприятия, фрактальное мировоззрение, сформированное под давлением обстоятельств в момент их возникновения. Различные силы формируют в нас разные центры смыслов, но у всех нас есть назначенные встречи с разочарованием, предательством, горем и утратой.

Многое из того, что мы называем «счастьем», зависит от контекста. Думали ли зрители гладиаторских боев о жизни тех, кто приносился в жертву перед их глазами, или же они просто открывали коробку с попкорном и наслаждались зрелищем? (А мы, когда смотрим турниры НФЛ, действительно помним о том, что молодые тела футболистов ломаются ради нашего развлечения? Я – да.) Для человека, умирающего от жажды, глоток воды – это мгновенное счастье.

Рассмотрим такую историю. Человек ползет по пустыне. Наконец он наталкивается на лоток с галстуками. «Зачем мне галстук?» – насмешливо бросает он продавцу. Наконец, на последнем издыхании, он взбирается на бархан и видит перед собой богатый, пышный зеленый оазис с фонтанами воды, бьющими отовсюду. Собрав