Герой в преисподней: от мифа к Twin Peaks. Эссе - Дмитрий Николаевич Степанов
Предлагая своей дочери сделать аборт, Джером Сэлинджер в действительности пытался спасти ее ребенка от смерти. Такой парадоксальный для Маргарет образ мысли, конечно, не был ею понят. Он был традиционно отнесен к «безумию» художника. Факт, не требующий особых доказательств – они действительно жили в разных мирах: отец, смотревший смерти прямо в глаза, и дочь, ничего не ведавшая ни о смерти, ни о ее завораживающем взгляде.
Сломленная отчужденностью отца Маргарет Сэлинджер задавалась вопросом: «Кем же, черт побери, был тот человек… которого я все эти годы считала своим дорогим папой?!.. И до меня, наконец, дошло, что мой отец со всеми его протестами, отчужденностью от мира и поучениями как жить – просто очень ограниченный, жалкий человек. И когда я думаю в этой связи о его творчестве, его равнодушие и ограниченность остро резонируют во мне с восторгом армии его почитателей, склонной мистифицировать не только его, но и меня. Например, девушки, занимающиеся регистрацией билетов в аэропорту, когда видят мою фамилию, тут же спрашивают, имею ли я какое-то отношение к великому Сэлинджеру. У меня все время возникает такое ощущение, что они говорят не о писателе, а о спасителе. Они стремятся притронуться к полам его одеяния и быть излеченными. Прозреть и идти».
Сэлинджер с дочерью Маргарет.
Так кем же был Джером Дэвид Сэлинджер? Определенно можно сказать, что он не был sweet daddy для своей дочери, как не был он тактичным и чутким семейным психотерапевтом. И, возможно, были правы те прекраснодушные знатоки человеческих душ, которые говорили, что ему вообще не стоило создавать семью. Джерри Сэлинджер действительно был ловцом человеческих душ – шаманом, в конце концов заблудившимся в собственной преисподней. Момент его «заблуждения» – время написания рассказа «Hapworth 16, 1924» – воистину «безумного» текста, – который в этом контексте сопоставим со знаменательной речью Адриана Леверкюна, написанной средневековым слогом; реакция слушателей героя «Доктора Фаустуса» вполне соответствует реакции критиков на рассказ Сэлинджера.
Сэлинджер был шаманом, имевшим дело с миром смерти и страданий. Не для ласковых слов он выковывал дух, не для дружб он боролся с судьбой. Подобно мастеру инициаций он проводил своих читателей через свою преисподнюю – мир боли, страданий и смерти – к возрождению (речь, разумеется, идет о романе «Ловец во ржи») и давал ему надежду, что и сквозь собственный ад читатель сможет пройти обновленным и готовым к новой светлой жизни. Подобными мастерами инициаций были для своего времени Апулей, Данте, Федор Достоевский, Томас Манн, Александр Блок и Джеймс Джойс. Одним из таких мастеров инициаций для своего времени является и Дэвид Линч.
«Fire walk with me»
Twin Peaks.
Twin Peaks – мифопоэтическая топонимика, знаменующая двумирность, здесь налицо – городок в лесу. Лес – традиционное место инициаций; в мифологических и фольклорных текстах он часто предстает как «иной мир» или место, где находится вход в царство смерти. Таким лес предстает в «Божественной комедии» Данте (этот зачин Inferno вполне может быть предпослан истории Дейла Купера):
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Как отмечала в своей работе «Поэтика страшного: мифологические истоки» Е. С. Ефимова, исследовавшая тексты быличек, отразивших опыт соприкосновения человека с «потусторонним», русского населения Сибири, «в мифологических традициях большинства народов „лес“ противопоставлен „дому“, „селению“, как „чужое“ – „своему“, „смерть“ – „жизни“. Лес окружает мир мертвых, здесь обитают духи-хозяева и особые божества, связанные с представлениями о смерти, здесь происходят обряды инициации… Лесной мир, в котором оказываются герои былички, несовместим с реальным, обыденным миром. Это параллельное пространство, границу которого человек преодолевает незаметно для себя. Тот реальный лес, где ведутся поиски заблудившегося, не равен мифологическому лесу, в который он перемещается, оказавшись во власти лесного духа. Мифологический лес – мир потусторонний… Мир лешего сродни миру зазеркалья, попав в него, „живой“ сбивается с пути, начинает плутать, путать правое и левое, север и юг. В быличках рисуется образ заколдованного места, концентрирующего все свойства „чужого“ пространства».
Интересную параллель инфернальной образности третьего сезона «Twin Peaks» представляют собой мифологические описания леса как мира мертвых в фольклорных квазироманах Амоса Тутуолы («Путешествие в Город Мертвых», «Моя жизнь в лесу духов»). Герой «Путешествия», странствуя по различным городам царства мертвых, соответствующим потусторонним мирам в фильме Линча, впутывается в детективную историю: он вынужден отыскать дочь одного из старейшин, которую «утащил Зловредный Зверь». Герой отправляется в город: «…для начала я решил побродить по базару… и разузнать о покупателях, потому что девушку увели с базара… В 9.00 по утреннему времени на базаре появился совершенный джентльмен, но я тут же понял, что никакой он не джентльмен, а Зловредный Зверь и Страшное Существо… Мы ушли с базара и побрели по дороге, но, когда одолели около двенадцати миль, обычная дорога обернулась тропинкой, а тропинка незаметно затерялась в лесу, и это был Дикий Бесконечный Лес… Я бежал за джентльменом, а он все шел да шел, и когда мы одолели еще миль 25, джентльмен принялся раздавать свои части – он роздал все тело и обратился в Череп.
Череп поскакал, как огромная лягушка, и покатился по лесу и миль через пятьдесят прикатился к норе; но как только он изловчился и впрыгнул в нору, я юркнул за ним, потому что стал ящеркой. В норе Череп сразу помчался к лягушке, и я увидел, что на ней сидит девушка с ракушкой, а рядом стоит другой Череп, но поменьше, чем джентльмен…
Когда Череп-джентльмен все проверил и упрыгал, я обернулся человеком, подошел к девушке и стал с ней разговаривать, но она молчала и только знаками показывала, что ей очень плохо». С помощью собственной находчивости и волшебных средств герой вызволяет девушку из подземелья Черепов, они спасаются бегством и возвращаются в мир людей, но девушка не может говорить. Герой снова отправляется в мир мертвых и, вернув девушке способность говорить, женится на ней.
Лесной – инфернальный – мир «Twin Peaks» можно сравнить с образом леса в другом культовом сериале последних лет, созданном в той же мифопоэтической стихии. Речь идет о первом сезоне сериала «True detective», герои которого ведут дело об исчезновении «детей в лесах». Вообще, над этим «True» так и видится улыбка Чеширского Кота, ибо весь первый сезон – тотально мифопоэтичен. В центре картины – двое полицейских-напарников, чьи отношения характеризуются как братские. Их история заставляет вспомнить о популярном в мифологии индейцев Северной Америки мотиве героических братьев-близнецов. Один из них – «юноша из вигвама» – вполне земной, семейный и «системный» Мартин Харт. Другой – воспитанный духами «юноша, брошенный прочь (в ручей или в кустарник)», – причастный «потустороннему», странный, одинокий и «внесистемный» Растин Коул. Прошлое Коула засекречено (оно связано с его внедрением в криминальный мир – мир смерти), в финале сезона мы узнаем, что в юности он писал рассказы о звездах (вспомните слова южноамериканского шамана «Моя душа принадлежит звездам…»). Герои выслеживают в лесу трех «чудовищ», похищавших, насиловавших и убивавших детей (ср. с образом триликого Люцифера в поэме Данте, с треглавым змеем русских сказок). Двоих они убивают, третий остается неузнанным. Его герои настигают в лесном лабиринте. Быкоподобного монстра убивает
