Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

Как знает каждый, кто когда-либо оказывался в опасной ситуации, в такие моменты мы начинаем торговаться со вселенной. Мы обещаем стать лучше, вести себя пристойнее, исправиться – лишь бы избежать надвигающейся беды. Эти сделки редко срабатывают, но это не мешает рефлекторной части нашего ума при следующем кризисе снова искать возможность поторговаться. Вспоминается старая история о бабушке, которая купила внуку бейсболку и впервые привела его к океану. Разумеется, мальчик заигрался, зашел слишком далеко в прибой – и его унесло в море. В панике бабушка поднимает глаза к небу и клянется Богу, что отдаст все свои деньги на благотворительность, если мальчик останется в живых. И вот, спустя несколько минут, волна выбрасывает ребенка на берег – он кашляет, но жив. Бабушка снова смотрит в небо, трясет кулаком и восклицает: «А бейсболка где? Совсем новая была!»

Почти три тысячи лет назад неизвестный еврейский автор поставил под сомнение саму идею таких сделок и подорвал представление о подразумеваемом контракте между человеком и космосом. Иов был праведником, безупречно соблюдавшим Закон и всегда ведущим себя как следует, – и ожидал, что Бог воздаст ему за это, как и подобает Первому Джентльмену Вселенной. Однако эти ожидания разбились вдребезги, когда Иов потерял семью, состояние, дом и здоровье. В конце концов он был вынужден признать свою гордыню и увидеть, как далеко зашло его самомнение – ложная вера в то, что праведность дает ему право требовать у мироздания ответных благ. По сути, он прошел путь от человеческой фантазии о космосе к подлинному религиозному опыту – встрече с неисчерпаемой тайной бытия. Юнг однажды написал в письме: «Бог – это тайна, а все, что мы о Нем говорим, исходит от человека. Мы создаем образы, концепции, и всякий раз, говоря о Боге, я имею в виду именно эти созданные человеком образы. Но никто не знает, каков Он на самом деле – иначе он и сам был бы Богом»[34]. Иными словами, теологию создают не боги, а люди – и эти конструкции рассказывают нам гораздо больше о нас самих, чем о необъяснимой тайне великих пустынных пространств, по которым мы бродим.

История этого вопроса, замечает Юнг, – путь постепенной гуманизации образа Бога. Постепенно облик ревнивого бога (и кого бы это Бог мог ревновать?), защитника своего избранного народа, мстительного бога, который почему-то ненавидит ровно тех же, кого ненавидим мы сами, аморального бога или вовсе бессознательного бога – все это меняется. Но изменяется не сама великая тайна, а только наши образы, указывающие в ее направлении. Так мы видим, что теология со всеми ее вариациями зачастую говорит нам больше о людях, которые эти образы создавали, чем о самой тайне. Мы так увлекаемся собственными конструкциями, что готовы защищать их до смерти, если столкнемся с противоречиями, которые вносят нежелательную тревогу в нашу картину мира.

Нет ничего опаснее человека, который убежден в своей правоте, считает себя морально выше других и при этом наделен властью. Вспоминается стихотворение, которое я написал много лет назад, прочитав ужасающий «Молот ведьм» – пособие по выявлению, допросу и уничтожению «ведьм» в средневековых общинах. До сих пор содрогаешься при мысли о тех ужасах, которые творились под прикрытием благочестия. Проекция вытесненной Тени на несчастных женщин не говорит нам о них ровно ничего – и говорит ужасающе много о тех, кто их истязал.

То, что можно наблюдать на протяжении последних столетий, – это постепенное перемещение истока морального зла с уровня непостижимого в самое сердце и душу человека. Когда Фауст Гете встречает Мефистофеля, он полагает, что перед ним сам Сатана, но тот сообщает ему, что сама идея Злого духа теперь устарела – на смену ей пришла человеческая способность творить зло. Злой дух исчез, но злодеи остались, объявляет Мефистофель. Зло демократизируется и обнаруживается в глубине современного человека. Достоевский рисует первого антигероя в своих «Записках из подполья» – человека, чье признание в нарциссизме так тревожно именно потому, что оно до боли знакомо. А в «Сердце тьмы» Джозеф Конрад раскрывает теневой сценарий «Похода цивилизации» – тот самый, который притворяется миссией просвещения и прогресса для неразвитых земель, но на самом деле оказывается захватом территорий и ресурсов, прикрытым благовидными оправданиями. Альбер Камю исследует это внутреннее отчуждение в романе «Падение», где становится ясно, что ближайший источник самозамкнутого зла скрывается и в нас самих. И хотя мы охотно говорим о том, как хотели бы вернуться назад и сделать другие выборы, мы втайне благодарны за то, что нам это недоступно…

Молот ведьм (1486)

Однажды ночью, читая Молот ведьм, можно узнать следующее о ведьмах:

обвиняемой могут обрить срамные волосы,

чтобы убедиться, что там не спрятаны дьявольские инструменты;

обвиняемую могут пытать снова и снова,

пока ее тело не завоет к Богу – любому богу;

а затем ее допрашивают отдельно от этой страшной комнаты,

чтобы ее внезапное признание не казалось вымученным;

обвиняемая может сама попросить

сжимать раскаленное железо до счета шесть —

целые Евангелия можно выучить наизусть за это короткое путешествие к шести.

Но прежде всего именно потому, что она – она,

она особенно подвержена скверным умыслам:

сушить детей в утробе,

красть пенис в момент соития,

калечить скот

и низводить град на землю.

Чудовищность ее преступления лишь усиливается хрупкостью ее сосуда.

И самая тяжкая ее вина, как выясняется, в том,

что ей недостает благородной, жесткой природы

тех, кто держит в руках молот.

…ибо иначе мы снова сделали бы те же самые выборы – в угоду тем же самым самозацикленным комплексам. А в поэме-драме Арчибальда Маклиша «Джей Би», современном пересказе книги Иова, трое утешителей представляют собой узнаваемые голоса: фундаменталист, который твердит старую песнь о грехе и спасении; фрейдистский аналитик, объясняющий зло последствиями плохого воспитания; и марксист, который сводит все к борьбе классов за более крупный кусок пирога.

Аналогично, в своей вызывающей книге «Эйхман в Иерусалиме» Ханна Арендт вводит в оборот выражение «банальность зла». Она приехала на процесс над высокопоставленным нацистским преступником, почти ожидая увидеть дьявольский хвост, торчащий из-под его пиджака, – и вместо этого встретила лысого человека в очках, который оправдывал себя тем,