Почему психоз не безумие. Рекомендации для специалистов, пациентов и их родных - Стейн Ванхеле

Возможно, Юнг и потомки понимали: есть вероятность того, что его назовут эксцентричным неудачником. Рассуждения о мистических пророках и выразительный язык Средневековья едва ли относятся к проблемам, с которыми люди сталкиваются в современном мире (да и во времена самого Юнга). Тот, кто сегодня хочет произвести на людей впечатление, должен использовать язык таблиц, графиков и показателей продаж. В распоряжении Юнга всего этого не было. Вместо этого он исследовал глубины собственного разума, и разум отвечал ему словами, а не цифрами. В конце концов он нашел последний кусочек личной головоломки в алхимии и создал пространственный, архаичный микрокосмос в маленьком замке на берегу Цюрихского озера. Возможно, это был его способ оставаться верным природе своих откровений.

Даем безумию психоза право на существование

Я понимаю, почему люди черпают вдохновение в работах Юнга. Он говорит о многих важных жизненных проблемах, а также не обходит стороной духовные темы, которых обычно чураются научные умы. Лично я считаю, что в его теории слишком много замкнутых «систем смыслов». По его мнению, сны, фантазии, рисунки, галлюцинации и подобные элементы априори наделены глубоким символизмом. По-видимому, это говорит о том, что Юнг верил в возможность объяснить все. Подобные взгляды могут легко превратиться в смирительную рубашку. Мы не обязаны понимать все на свете, чтобы быть свободными. А только освободившись, мы можем творить и импровизировать без ограничений. Без пространства свободы головоломка у нас в голове попросту не сложится.

С точки зрения теории я вижу ситуацию следующим образом: если вы хотите детально понять каждый аспект сна или галлюцинации, нужно исходить из того, что первичный мыслительный процесс может быть полностью преобразован вторичным. Однако это невозможно по определению. Форма и логика – это два разных хода мысли, которые часто диаметрально противоположны друг другу. На мой взгляд, психотический опыт можно сделать приемлемым, только оставив в нем место чему-то нелогичному. Он должен иметь право на существование an sich[33].

Психотические переживания часто выходят на первый план, когда человек оказывается в трудных и быстро меняющихся обстоятельствах. До определенного момента эти переживания можно обсуждать, и с помощью диалога и размышлений разобраться в том, что беспокоит человека. Однако некоторые их элементы всегда будут казаться абсурдными и, следовательно, необъяснимыми. Их нельзя ограничить строгими рамками разумного. Во время психотического кризиса именно эти несочетаемые между собой элементы требуют, чтобы их услышали и дали право на существование. Психотические приступы можно взять под контроль, только если предоставить необъяснимому сюрреалистическое место. Определенное место во времени и пространстве, где первичный мыслительный процесс мог бы протекать без помех.

Никто не смог объяснить это лучше, чем Энни Роджерс, американский профессор клинической психологии, которая и сама почти двадцать лет страдала психотическим расстройством. Ей потребовалось четыре года интенсивной терапии, чтобы восстановить контроль над своими мыслями и эмоциями, и сейчас она работает психоаналитиком63.

В ее случае едва заметные признаки расстройства тоже проявились в раннем возрасте. В детстве Роджерс не могла понять значение некоторых слов, у нее часто возникало ощущение, что она «потеряла» себя, и испытывала чувство отчуждения от всех. Каждый день улицы и здания в знакомом ей районе выглядели совершенно по-разному, а невидимые силы «похищали» ее тело. Повзрослев, она впервые услышала голоса, а слова время от времени теряли значение. Восприятие телесности ухудшилось, и временами она не знала, «существует ли по-прежнему».

По словам Роджерс, чтобы преодолеть психоз, нужно выразить то, о чем вы и не догадывались. Поэтому задача состоит в том, чтобы подобрать слова, образы, формы, звуки и сценарии, которые помогут высказать то, что нужно. Успеха можно достигнуть только в том случае, если получится найти язык, в котором звучат ваш голос и фирменный стиль. Язык, который соответствует формам и образам психоза. Язык, задающий правильный ритм, который не дает раздавить или перегрузить вас.

Роджерс нашла этот язык благодаря психотерапии. Она дала ей пространство для обсуждения и исследования мира. Шаг за шагом ей удалось справиться с тяжелыми переживаниями из прошлого, чтобы лучше справляться с тем, что происходит здесь и сейчас. Тем не менее существовал предел ее понимания. Она все время натыкалась на нечто несочетаемое, «бессмыслицу», которая оставалась неуловимой и не поддавалась всем попыткам расшифровать себя.

В наш век расчета и самоконтроля непросто смириться с тем, что в жизни присутствуют элементы безумия. А тот факт, что они время от времени еще и проявляют себя (осмеливаются проявить), усложняет ситуацию – если только вы не поступаете как Роджерс. Она смирилась с этим абсурдом и ищет способы обозначить для него четкие границы. Этот процесс она описывает так:

На самом деле, я научилась доверять этому шепоту бессмыслицы до такой степени, что стала записывать отдельные фразы, чтобы сопровождать ими абстрактные картины и рисунки. И кажется, что эти строки возникают из ниоткуда. Сначала я боялась, что, записывая всякую чепуху, снова впаду в состояние психоза, но вот уже несколько лет прошло, как я начала записывать в блокнот странные фразы, а психоз остался только в воспоминаниях.

Во время приступов манифестирующего психоза Энни Роджерс внезапно начала рисовать и делать наброски. У нее нет художественного образования, но она спонтанно начала создавать рисунки и другие произведения в стиле, который она считает схожим с работами из коллекции Принцхорна – в ней собрано 20 тысяч рисунков и картин, созданных по большей части в период с 1840 по 1940 год пациентами психиатрических больниц Германии. В настоящее время коллекция хранится в музее в Гейдельберге. В каком-то смысле она разработала «небесный алфавит», чтобы решить проблему бессмысленного языка. В своей книге она привела фрагменты этого алфавита, и по ним сразу становится ясно, что этот язык никогда не поймет ни один смертный.

Она продолжает рисовать миниатюры, похожие на комиксы, и комментирует их короткими предложениями. На рисунках изображены абсурдные поэтические сцены, которые оказывают эффект взаимодействием слова и изображения.

Я рассматриваю эти миниатюры как выражение первичного процесса мышления, которое Роджерс отважно и беззаботно демонстрирует миру. «Беззаботно», потому что она больше не боится, что интуитивный образ мышления когда-нибудь снова завладеет ее жизнью. Это спокойствие, вероятно, стало результатом спонтанно возникающих ассоциаций между словами и изображениями, которые получили право на существование в ее рисунках.